Валерий Иващенко: Чёрная вьюга

– Хорошая ставка, стоит признать… но, к сожалению, я не настолько богат, чтобы составить достойный паритет. Впрочем, если проиграю, то отрабатываю у тебя в услужении – ну, скажем, тысячу лет. Договорились?

И всё же, наверняка бог огня уже имел в прошлом дело с этим развязным типом, потому что крепко-накрепко усвоил – никаких с этим прохвостом договоров! Поэтому без лишних велеречий его кулак приподнялся, качнулся меж звёзд – и с такою силою врезал по благообразной харе Бенджамина, что летел тот долго и красиво… впрочем, почему летел? Он и сейчас летит, прилежно подчиняясь всем мыслимым законам всемирного тяготения и небесной механики. Вон он, мается на эллиптической орбите и раз в сколько-то там лет своим видом смущает умы жителей одного пыльного провинциального мирка.

Ах комета Галлея, ах комета Галлея…

Но правы оказывались те, кто утверждал, что иные битвы бесконечны ввиду бессмертия обеих сторон – на дальней точке своего полёта от кометы отклеилась астральная тень. Лишь с тем, чтобы тут же материализоваться и страдальчески застонать. Надо было видеть, с какой гримасой ойкающий и подвывающий от боли Беня ощупал свой левый глаз со стремительно наливающимся фингалом даже не лилового, а вовсе уж потустороннего цвета. Помянув эдак ласково, оптом и в розницу всех поимённо апостолов, отчего они небось перевернулись в своих гробах повапленных, он прилежно принялся отдирать от себя эту пакость.

Опрометчиво, в гневе сделанное богом огня прикосновение это штука похлеще иных других, верно вам говорю! Даже такое, тут главное чтоб от души… спустя несколько мгновений в когтистых лапах неистово замерцала словно крохотная сверхновая, и в её неукротимых яростных отблесках странно оказывалось видеть выползшую на синюшную харю ухмылку. А ведь, без этой искорки холодный термоядерный синтез нипочём не получится.

– Интересно – а что будет, если я сейчас рвану прямиком в институт Курчатова и обменяю кусочек горячей плазмы на ихнюю Новодворскую? Им же двойная выгода будет! – проворчав это, Беня с хрустом и предвкушением почесал когтистой лапой причинное место и тут же, не мешкая боле, сгинул где-то на своих тёмных и по определению кривых дорожках…

Непоняток Лёха не любил. Пустых карманов и упрямо кое-чего требующего желудка тоже. Но вот приморский городок ему понравился. Настолько, что парень даже забылся на миг, подставив лицо солоноватому полуденному бризу. И как же забавно оказалось смутиться, открыв глаза и обнаружив на физиономии приглядывающегося гномьего возницы этакое лёгонькое удивление.

Чуть тесноватые улочки, круто сбегающие к морю. Причудливые двух– и трёхэтажные дома из разноцветного пиленого ракушечника и известняка, обнаруживающиеся в самых удивительных местах крохотные дворики с неизменными цветами, а то и позеленелым от непогоды бронзовым памятником какому-нибудь некогда знаменитому мореману. А главное, народ – несуетливый, степенный, просоленный всеми морскими ветрами. С той чуть ленивой уверенностью в себе и деловитостью, которая отличает хорошего мастерового или моряка.

Если не обращать внимания на виднеющиеся тут и там гномьи бороды и зеленушные гоблинские рожицы, напевный и чуть акающий говорок эльфийских мореходов, то ни малейшего отличия от припортовых районов старой Одессы или Ростова не обнаруживалось. Всё те же витающие в солоноватом воздухе запахи рыбы и смолы, дымка с верфей и даже неизменного пива из притулившегося на углу полуподвального заведения.

А тощие и серебристо-пыльные тополя вдоль набережной и вовсе привели разомлевшего от ностальгии Лёху в восторг. Право, таки стоило одолеть невесть сколько обычных и световых лет да нарисоваться в несусветних далях, чтобы оказаться почти что и дома… окончательно доконало парня зрелище прыгавших на кривоватых квадратах классиков разномастных детишек, за которым зорко присматривала благообразная гоблинская бабулька-пенсионерша с терпеливым лицом и неизменными семечками в свёрнутом фунтиком кулёчке.

– Сонька, ступай обедать – мама селёдку зарезала! – раздался в разомлевшем от жары воздухе истошный вопль откуда-то сверху…

В животе совсем уж кстати громко и требовательно заурчало, и Лёха оторвался от восторженных, так и прошибавших на слезу воспоминаний. Последний раз окинув взглядом далёкую панораму береговых укреплений с той стороны бухты, он вздохнул.

– А пожевать чего тут найдётся?