Уборщиц Мезозойский Ящер тоже не любил. По справедливости эта должность должна была принадлежать самым тупым и несчастным из примитивов, которых мастер видеть рядом с собой не хотел. Брать же на нее людей с высшим образованием, волею судеб оказавшихся в отчаянных обстоятельствах, Ящер считал кощунством. Посему каждая аудитория в здании имела своего домового — или аудиторного, что вернее по сути, но трудно произносимо. Домовые должны были следить за чистотой, держать в порядке приборы и пугать примитивов, буде те случайно окажутся в пределах досягаемости, — с чем они вполне справлялись. Нормальные люди обходили Чертов Дом за три километра, поэтому рядом с ним было тихо и чисто. Этого и добивался Ящер.
Аннаэр немного постояла у ворот и вошла. Она поздоровалась с хозяйственной феей, бежавшей куда-то с охапкой новеньких швабр, и мимоходом погладила существо, жившее на прилегающей территории. Существо это было выдумкой Ящера и прецедентов в мировом фольклоре не имело. Призрак вахтера потребовал у нее пропуск, но Аннаэр его не заметила, и призрак скрылся в ящике с надписью ПК-34.
К началу зачета она опоздала. Ящер, одетый по-уличному, стоял у окна и выговаривал кому-то. Был он не в духе, и почему-то казалось, что Ящер надел очки, хотя никаких очков он отродясь не носил. Прозрачные, как стекло, ледяные глаза бросали на стены бледно-зеленые отсветы.
— Во мне нет ничего человеческого, — говорил он, слегка откинувшись назад и не глядя на свою жертву. Речь Ящера была лишена какого-либо выражения, но по тому, что именно он говорил, было ясно, что он глумится над несчастным, и более того — наслаждается этим. Судя по всему, предыдущей репликой того было что-то вроде: «Будьте человеком!»
— Я не агрессивен, не любопытен, не добр и не зол…
«Как же, как же…» — отчетливо подумал студент. Ящер услышал. Его рука над зачеткой замерла и экзаменуемый сглотнул.
— Закройте дверь, — сказал Лаунхоффер, почему-то обращаясь к нему, хотя в дверях стояла Аннаэр. — Сквозняк. Аня, здравствуй. Иди сюда. Готова? А вы идите. Три. С минусом. Перед цифрой.
Студент кашлянул и недоуменно воззрился на него.
— Идите, — повторил Ящер и щелкнул пальцами. Студент вздохнул и исчез.
Из лаборантской вышла огромная белая кошка, вспрыгнула на стол Ящера и с невыразимым презрением оглядела присутствующих. Зрачки у нее были круглые, человеческие, и смотреть на нее было жутко.
— Это не кошка, это Варька, — непонятно объяснил Ящер.
Варька хрипло мяукнула, широко раскрыв розовую пасть. Клыки у нее тоже были немаленькие.
«А где же ваш Котангенс?» — подумала Аннаэр.
— Помер Котангенс, — сказал Ящер. — Он и так при мне сорок лет прожил, кошки столько не живут. Замучился он. А Варька сколько хочешь проживет. Она такая же кошка, как вы — люди. Аня, ты без подготовки демонстрацию провести можешь? Так иди сюда. Прошу.
Аннаэр подошла к кафедре. Родинка на запястье исчезла. Модель вспыхнула в воздухе, похожая на связку светящихся воздушных шариков. Сквозь них, посмеиваясь, взирал со стены моложавый Толкиен. Аннаэр вдруг заметила, что люди на портретах следят взглядами за Ящером: сосредоточенные Вернадский и Обручев, недовольный Льюис, суровый Бах, печальный Андреев… Шарики медленно тускнели. Взгляд Ящера все еще блуждал по стенам, на миг задержавшись на портрете Циолковского, — лик ученого исчез, и в раме, как на экране, пошел какой-то старый советский фильм. Варька снова мяукнула. «Интересно, по какому принципу Ящер выбирал портреты?» — подумала Аннаэр.
— Время запускать? — спросила она.
— Не надо. И так видно. Неплохо. Четко, аккуратно. Но — стандарт.
— Извините.
— За что?
Аннаэр, не ответив, свернула модель. Ящер посмотрел на нее, прищурившись.
— Аня, я тебя не узнаю, — сказал он. — Что с тобой?
Аннаэр вздохнула.
— Эрик Юрьевич! — спокойно и внятно произнесла она. — У меня умерла мама.
— Давно? — мгновенно спросил Лаунхоффер.
— Вчера днем.
Собственно, это не было неожиданностью. Аннаэр была поздним ребенком, мать, отчаявшись выйти замуж, в сорок лет родила ее и воспитывала одна. Год назад у нее случился инсульт, она не вставала, не говорила и не всегда узнавала дочь. Аннаэр измучилась, бегая по врачам, все деньги, которые она только могла достать, уходили на новейшие лекарства, такие же бессмысленные, как и аспирин. «Тяжелый случай», — говорили светила, покачивая головами, лысыми и седыми, — «Готовьтесь к худшему».
Читать дальше