Олег Лукьянов - Вардес - Лик Бога

Я замер, в голову пришла шокирующая мысль. Совпадение вправду настолько невероятно, что математики ее бы просто исключили из своих формул.

Ну, Эйра, бог с ней, на остров эльфов я попал случайно. А вот Лейла… Она встретила меня недалеко от Высокой Башни. Великий оборотень оставил меня в живых, под тем предлогом, что якобы влюбилась. Совпадение? Возможно, но почему тогда она побоялась показаться на глаза Арайдону? Если все действительно так, как она рассказывала, и она чуть ли не единственная из мираклов, что не предала его, то Арайдона ей бояться было незачем…

Я еще раз посмотрел на настороженно оглядывающую стволы деревьев Лейлу, если из-за них выскочат эти чертовы твари, она первая, кто понесется им навстречу.

Она закроет меня от удара своим телом даже ценой собственной жизни.

Так что, Вардес, не неси бред. Она в тебя действительно влюблена.

Я отогнал наваждение, такое чувство, что мысли о предательстве были вовсе не моими. Я жил в уютном и почти безопасном мире, и тут мой дом словно окатил холодный муссон и едва его не разрушил.

Роднее и ближе во всем этом мире, у меня никого. Эти две девушки, которые на несколько столетий старше меня, и пожалуй, еще неприкаянный дух мага — единственная моя опора. Думать о них плохо, значит, предать себя и весь свой мир.

Я шел в компании двух самок. Что-то внутри противилось называть их девушками или женщинами: несмотря на божественную красоту каждой из них, они не были людьми в полном смысле этого слова. А кто же ты сам? Лейле уже надоел облик зверя и, обернувшись неписаной красавицей, заявила, что в случае нападения защитить меня успеет.

Странная это была компания: влюбленный в меня оборотень — длинноногая Лейла, зеленые глаза которой исподволь бросали на меня восхищенные взгляды, как будто я светился лучезарным огнем.

И темная эльфийка, нацепившая личину смертной женщины — роковой красотки. Но в отличие от Лейлы старалась держаться от меня не ближе пяти шагов и направляла синие глаза в мою сторону только с холодом или с презрением. Полагаю, это зависело от ее настроения.

Интересней всего было наблюдать их обращенные друг к другу взгляды. Свирепый взгляд, принадлежащий ревнующей меня Лейле, заставлял бесстрашную эльфийку сжимать изящную шею. Как знать, может быть, именно из-за Лейлы поведение Эйры не исправляется ни на йоту. В конце концов, мы столько пережили, сражались…

Должна ведь заносчивая эльфийка хоть немного начать меня уважать?

И все равно идти было рядом с ними приятно. Был бы я доморощенным ученым-биологом, наверняка бы, придумал что-то в духе большой концентрации выброса в воздух женских флюидов, благодаря которым самец в обществе самок чувствует себя защитником и повелителем. Даже если и так, какая разница?

Чтобы затылком чувствовать влюбленный взгляд, а в гордой осанке идущей впереди молодой женщины видеть странную робость, провидцем быть не надо. Вполне возможно, что Эйра не совсем ко мне равнодушна, а под маской презрения точно не к смертному, скрывает от мира, но больше от себя, какие-то сильные чувства.

Здесь, правда, я терялся, чувства могут варьироваться от зависти и страха, до гордости или любви. Я не считал себя неотразимым настолько, чтобы влюбить в себя древнею эльфийку. Но Лейла ведь влюбилась, по ее признанию, с первого взгляда?

Я не мог больше отгонять от себя правду, что мне нравятся обе. Мои мысли пугающе часто крутятся вокруг их вишневых губ и пронзительных глаз цвета зеленой волны и синего неба над ним. О нет, я вовсе не влюбился, и это точно не самообман. Я был уверен в этом на все триста процентов, хотя бы потому, что моему сердцу уже довелось испытать великую силу с названием любовь.

Там, в самом начале пути в этот мир, оказавшись в астральной темнице, я встретил само совершенство. Никогда прежде и после не видел никого прекраснее той незнакомки, что не пожелала назвать своего имени. Лишенный плоти, я не испытывал ни вожделения, ни прочего, что отвлекает людей от главного.

Я полюбил ее дух.

Может быть, тогда я этого еще не принял, ведь у души нет сердца, что бешено затрепыхав, подскажет глупому разуму. И я боролся, гнал от себя ее образ и оправдывал столь часто меня посещающие мысли о ней, виной, ведь мне пришлось ее убить.

Но за время своего странствия я видел много людей погибавших невинно. Я убивал сам, и это не могло не сказаться на моей душе. С той поры, как я увидел лик совершенства, узрев заключенную девушку, прошло больше двух месяцев. Для меня они считались как месяц за год, и не будь я бессмертен, на висках наверняка появилась бы ранняя седина, а лоб прорезали бы глубокие борозды.