Наталья Егорова: Талисманчик

Перумов мне не понравился. Какие-то маги, замки, сражения - чушь для подростков! "Гессер" незаметно пролетел под клеклую семгу и душевное бормотание телевизора, после чего я страшно захотел есть и обнаружил, что холодильник по-прежнему пуст. Но я верил: удача, хоть и со скрипом, поворачивает в мою сторону.

Следующие дни я развлекался тем, что сочинял, кого сделать из очередной непотребной хари, устраивающейся на складном стульчике. Мне это казалось неким магическим действом: вот из этого плешивого циника сделать воплощение надежности, а из той стервозной жабы - радушную хозяйку гостеприимного дома. Наполовину осиленный Перумов ли был тому виной, но мир разворачивал передо мной калейдоскоп волшебных граней, на которых причудливо искажались лица моих художественных жертв.

Качок с цепью толщиной в руку, подошедший ко мне недели через три, походил на любого из их братии, как один тюбик краски на другой. А вот сопровождающая его крашеная блондинка показалась мне знакомой. Но только когда дама фамильярно подмигнула мне, заодно выдув гигантский жвачный пузырь, меня пробило - это же моя первая "ретушированная" жертва. Какая, однако, разительная перемена. Девица, похоже, перенесла пару недешевых косметических процедур, чем иначе объяснить, что сейчас она больше походила на идеализированное мной изображение, нежели на саму себя три недели назад. В лице, носящем гораздо менее убийственные, чем в прошлый раз, следы штукатурки, даже появилась некая духовность.

– Ты уж постарайся, дорогой, - холеные пальчики побарабанили по моему плечу. - Сделай из моего козлика человека.

Двухсоткилограммовый "козлик" мрачно взирал на меня исподлобья. Заказ портрета явно был не его идеей. Но меня давно уже не смущало недоверие клиентов, я лишь прикидывал, чью маску надеть на бугая.

На прощание девица послала мне воздушный поцелуй.

– Рекомендую тебя всем знакомым, талисманчик!

Про талисманчик я тогда не понял. Но клиент и впрямь пошел табуном.

Я медленно обводил взглядом усталую шеренгу серых лиц. Почему в метро не встречаются счастливые глаза, и даже по-настоящему красивые лица выглядят блеклыми дешевками? Толща ли земли так давит на нас, или мертвенность галогеновых ламп создает оптический эффект, но все мы в метро замученные и бесцветные.

Впрочем, передо мной уставился в черное стекло двери действительно выдающийся экземпляр, судя по отражению той части лица, которая видна мне. Большой глаз в пушистых ресницах, мягкие очертания скулы. Небрежно утянутые в растрепанный хвостик волосы цвета березовой стружки я вижу уже не отражением, а наяву. Познакомиться, что ли? Давненько что-то не проделывал я ничего подобного: работа затянула.

Поток вынес нас в мрамор вестибюля и разметал по разным эскалаторам. Светлый хвостик, стянутый пестрой резинкой, маячил над джинсовым воротником через десяток спин вверх по ступенькам. На мгновение мелькнули длинные пальцы на поручне. Нам, оказывается, по пути? Точно попытаюсь познакомиться.

Я нагнал ее уже на улице. Забежал вперед, развернулся и направился красавице навстречу, чувствуя всю глупость своей наигранной фривольности. И замер, уткнувшись взглядом в ее лицо, не узнавая. Не понимая.

– Катька?

– Привет, - безэмоционально уронила она. И я почувствовал, как цепенящий холод разливается в груди.

Я смотрел в лицо своего портрета. Катька - знакомые черты, изменившиеся как по волшебству: чуть-чуть, но выглядела она совершенно на себя не похожей. Я смотрел на свой оживший портрет - призрак, материализовавшийся посреди пыльного тротуара. Я словно даже ощутил запах краски.

Это же я нарисовал ей искрящиеся глаза, добавив в них цвета и жизни. Это я внес нотку тепла в тон ее волос, это я чуть смягчил линию скул. Запоздало мелькнула мысль, что уж в отношении Катерины любые домыслы о косметических операциях заведомо должны были оказаться беспочвенными. И ни намека на косметику, даже на помаду.

"Талисманчик!" - хрипло расхохотался демон в моем сознании, лицо давешней блондинки всплыло, наложившись на Катькино - еще один мой портрет. Я, кажется, начинал понимать, и это было чудовищней всего, что я мог вообразить. Мир приобретал черты абсурдного фэнтези, издеваясь над моим ужасом.

Я осознал, что опираюсь на холодную раму разбитого таксофона и, видимо, уже давно: рука затекла. Покалывало онемевшие губы, стиснутые в страхе перед неведомым. Катерина так же неподвижно и молча стояла напротив. Мне показалось, что в глазах ее читается сразу и понимание, и обида, и сочувствие, и презрение. Катька, Катька, что я сделал с тобой?