А. Живой - Семь верст до небес

Ксения сейчас хоть и слаба была, но ярость в ней к убийцам людей русских уже народилась немалая. Собралась она с силами, вскочила, и бросилась к сарацину, руки вперед вытянув. Но услышал тот звериным чутьем движение за спиной своей, обернулся мгновенно, поймал руки Ксении своими, сжал их словно когтями железными, и отбросил в сторону. Упала девица к ногам его, но встретились пред тем на мгновение глаза их, и вдруг, будто вспышка огненная перед Ксенией полыхнула – показалось ей, что стоит пред ней оборотень, тот самый коршун, что унес ее из дома родного. Отпрянула назад она, а сарацин стоит не шелохнется, только смотрит на нее взглядом пронзительным, от которого мурашки по коже бегают. Не выдержала Ксения, закричала истошным голосом:

– Все равно не стану жить у вас в неволе, смерть приму, но не стану!

Усмехнулся сарацин и вдруг молвил на ее родном наречии:

– Не в неволе ты, несчастная. Никто тебя не пленил и я тебе не хозяин.

Удивилась Ксения не словам сиим, а всего более тому, что молвил их сарацин неизвестный на наречии русичей, словно сам из них происходил родом. Но недолго дивилась она тому, страх снова окутал мысли. Порешила Ксения, что духи злые украли ее и унесли к себе в царство. И пред ней один из них.

– Кто ты? – спросила она наконец едва слышным голосом, – и откуда знаешь язык наш?

Шагнул вперед сарацин, а Ксения попятилась еще дальше к камням замшелым.

– Не походи ко мне, – молвила она шепотом и перекрестилась, как учил ее патриарх Викентий – И если ты – дух злой, убирайся к себе восвояси, оставь меня!

Остановился воин мавританский, но от знамения крестного не исчез из глаз. Тогда Ксения схватила камень острый, что под рукой оказался, и швырнула его в голову сарацину, ибо думала, что убить ее хочет злой воин. Увернулся сарацин от камня летящего, но не кинулся на нее и не зарезал в ярости саблей своей, что на боку висела. Даже не дотронулся до нее, только крикнул, словно в отчаянии:

– За что ты убить меня хочешь, ведь не сделал я тебе недоброго!

Вскочила Ксения и в ответ ему крикнула:

– Если не дух ты, то сарацин поганый! А пришли вы на нашу землю чтобы убивать народ мой от злобы великой! И убили многих уже.

Опустил голову сарацин и сказал тихо:

– Правда твоя. Из далеких земель пришел я на вашу землю по приказу отца моего. И убил я в бою многих русичей, но не столь многих, как хотел отец мой. А твоей смерти и неволи я не хочу. Иначе не спас бы тебя из терема горящего, сделавшись коршуном черным.

Снова подивилась Ксения словам сарацина младого. Вспомнился ей вечер тот давний, когда пела она песню от грусти великой на балконе терема резного и вдруг увидала на крыше соседней черного коршуна с глазами блестящими. Испугалась она сильно вида его, закричала. Ранили коршуна тогда ратники княжеские в крыло стрелой каленой, но улетел он, вырвавшись. Только пятно кровавое и осталось. Посмотрела Ксения сызнова на сарацина и ярость ее притупилась малость самую, хоть и стоял пред ней враг из лютых самых для русичей. А он, меж тем, говорил ей далее:

– Не страшись ты меня от того, что могу обращаться в коршуна, – не дух я, хоть и обучен магии с лет младых. А зовут меня Арсен-храбрый. Языка русичей никогда раньше я не слышал в жизни своей, говорю с тобой на родном наречии пустыни знойной. Я не знаю, почему понимаешь ты слова мои все. Может быть духи этой земли хотят, чтобы мы смогли говорить с тобой на одном языке.

Осмотрелась Ксения по сторонам снова, но узрела лишь горы высокие кругом, коих отродясь не видывала в своей стране, и молвила со страхом и болью:

– Где моя матушка с батюшкой, в какой стороне? Живы ли? Что с народом моим. Где сама я сейчас, куда ты унес меня, оборотень проклятый!?

Поднял голову Арсен к вершинам снежным и ответил с грустью:

– То и сам я не знаю. Отныне, жизнь моя мне не ведома.

Так сидели Арсен и Ксения время немалое в тишине наступившей меж ними, лишь вода низвергалась на дно теснины горной, нарушая молчание. И казалось им, что остановилось время в мире окрестном. Вдруг спросила Ксения голосом тихим, но твердым, будто сама с собою говоря:

– Если мы сейчас где неведомо, что же делать мне горюшечке на чужой стороне. Как дойти до дому родимого, да и где он, узнать надобно. Зачем ты здесь со мной, сарацин? На погибель и позор мой послан ты. Кто же примет меня теперь на родной стронушке, что матушка с батюшкой скажут…

Посмотрел на нее Арсен взглядом пристальным и ответил: