Линн Абби: Медный гамбит

Одна-единственная масляная лампа над дверью едва освещала потреснутый и выцветший кусок кожи, в котором при ярком дневном свете можно было с трудом увидеть портрет бравого дварфа с несколькими выбитыми зубами, высоко поднявшего кружку с пивом: сам Джоат в молодости, когда он еще пытался привлечь клиентов.

И тогда и сейчас клиенты у Джоата были одни и те же — свободные от работы темплары. Одетые в желтые одежды неразговорчивые люди обеспечивали верный, хотя и не слишком большой доход, конкурентов у него не было, как, впрочем, и надежды на расширение дела. Так что Джоат дал вывеске выцвесть. Долгие десятилетия все усилия дварфа были направлены только на то, чтобы раздобыть как можно более сильные напитки по самым низким ценам.

Сегодня ночью он подавал ликер броя, который получался когда нектар канка оставляли на солнце несколько дней, а затем забродивший напиток переливали в просмоленные кожаные бурдюки. Брой получался острым, немного слишком сладким, но пился легко и приятно, и ощущался на языке еще спустя несколько часов после того, как содержимое кружки перекочевывало в желудок. Знатоки говорили, что он обладал особым, совершенно неповторимым вкусом.

В отличии от ликеров, сделанных из фруктов или зерен, брой давал тихое, маланхолическое опъянение, напившиеся им мирно глядели на звезды и не копались в себе. Так что сегодня не было выбора в Берлоге Джоата, но темпларам было все равно. Они приходили сюда забыть то, что они делали весь день, и места, в которых были. И темплары, которые регулярно посещали Берлогу Джоата, всегда принимали вкус того, что старый дварф мог достать, лишь бы это могло ударить по ним как эрдлу, сидящий на яйцах.

Сам Джоат предпочитал именно такие ночи, когда брой был единственным напитком в его сделанном из ребер мекилота баре. Бизнес был хорош, конечно; впрочем, он всегда был хорош : темплары пили до тех пор, пока не забывали как из зовут. Но когда они пили брой, они не ломали мебель и в Берлоге было тихо, как на кладбище.

Обычно.

Но сегодня, странная причуда судьбы, какой-то посетитель, сидевший на стуле позади камина, который Джоат предусмотрительно не торопился зажигать, взялся развлекать его гостей. Дварф встал рядом, готовый выбросить юношу-человека в переулок позади Логова в любой момент, как только кто-либо пожалуется, но мрачная мелодия, которую мальчишка играл на нескольких трубочках, выточенных из косточек невылупившихся эрдлу, вполне подходила к настроению его клиентов.

Парень был неплох собой и одет в простую, светло-желтую рубашку, а не в ярко-желтую одежду. Он мог быть кем угодно, но он был темпларом. Джоат был уверен в этом. Дварф не мог нанять людей для развлечения своих клиентов, и хотя нетемплары время от времени проходили через его дверь — а его Берлога имела определенную репутацию в очень узких кругах, если не говорить о постоянных клиентах — нетемплары были бы просто дураками, если бы вдруг решились посидеть здесь, окруженные со всех сторон самыми оскорбляемыми жителями города, погруженными в свои мысли и свою внутреннюю музыку.

Пальцы юного темплара буквально порхали по его инструменту. Его глаза были закрыты а тело подергивалось в такт музыке, которая была совершенно неожиданна и прекрасна.

Странно, подумал про себя Джоат в небольшом перерыве между наполнением кружек. Он еще раз вслушался в музыку. Где он научился так играть? И для чего?

Джоат знал темпларов так же хорошо, как и любой другой, не носивший желтые одежды. Конечно, он знал в основном темпларов низшего ранга, из различных гражданских бюро, среди них было немного одетых в оранжевое или даже багрово-красное, но у него никогда не бывал ни один из тех, кто носит золотой плащ, в рукава которого вплетены драгоценные геммы. Для такого народа есть свои особые места, где они празднуют нечастые повышения по службе, горюют об упущенных возможностях, и где другие такие же произносят восхвалящие их речи, когда они умирают. Да, это другой вид темпларов: аристократические Высшие Темплары, которые наследуют свое положение среди темпларов и не часто рискуют показаться за пределами своего особого, хорошо охраняемого квартала, это амбициозные и гордые собой люди, которые предают, покупают и убивают иначе, чем обычные жители вроде него или вот этих, в желтых одеждах.

Они были цепными псами Хаману: мужчины и женщины, которым древний, пресытившийся жизнью король дал в руки поводья и доверил править городом. Их имена произносились только шепотом и здесь, в Берлоге Джоата, их боялись больше всего на свете и даже больше короля.