Наталья Игнатова - Врагов выбирай сам

«Я не смогу спасти тебя», – сказал он. В этом весь Артур: предавать и лгать во имя какой-то собственной цели, но при этом искренне любить и всей душой желать одного лишь добра.

Она избегала имен. А память, увы, почему-то не хотела хранить плохого.

– Ты ошибаешься, когда думаешь, что, разделившись, Братья стали слабее, – сказала Ирма брату, когда он вновь завел разговор о своей почти состоявшейся победе над дьяволом. – Если бы ты читал побольше книг из отцовской библиотеки...

– И слушал его рассказы, – прервал Сватоплук – Но он немного мне рассказывал, очень был занят твоим воспитанием. Что там, в книгах?

– Если вспоминать предысторию, – (о том, что братик бешено ревновал к ней отца, Ирма знала давно и научилась не обращать внимания на его выпады), – можно сделать выводы, что каждый из Братьев и сам по себе был уникален. Самый сильный в Единой Земле маг и самый лучший боец. Если Альберт никак не проявил себя до встречи со старшим братом, то лишь потому, что ему не к чему было приложить свои силы. О Миротворце же известно многое. Он почитался святым еще там, у себя на Севере.

– Ересь.

– Безусловно. И все же, согласись, на пустом месте не появляется такой славы. Знаменитый обряд в Козлодуе, который почти все считают зарождением так называемого «феномена Братьев» – извини, но я вынуждена прибегать к мажьей терминологии, потому что не знаю, как выразиться иначе, – так вот, этот обряд на самом деле положил начало всего лишь очередному этапу. Как лестница. – В ответ на непонимающий взгляд Сватоплука Ирма очертила руками два полукруга. – Главная лестница у нас дома. Два пролета на втором этаже сходятся в один и до третьего этажа идут вместе, а потом расходятся снова.

– И ведут еще выше, на четвертый этаж. Правильно ли я понимаю, что ты хочешь сказать? Разделившись, они стали сильнее?

– Да. Если верить Галешу (а в том, что касается Братьев, он знает даже больше, чем отец), то после победы над Козлодуйским Лихом и изгнания Лунного Тумана мальчиков удерживало вместе вовсе не желание сохранить силу. Просто они любят друг друга. А сейчас я даже и не знаю... – Ирма пожала плечами. – Каждый направился по своей дороге, и Альберт, не сдерживаемый больше ничем, станет могущественнее, чем вся академия и интуиты вместе взятые. Что же касается Миротворца, то боюсь даже и предположить, во что он превратится, порвав последнюю ниточку, привязывавшую его к дольнему миру. В живого святого?

– Не болтай ерунды!

– Ну почему не дракон? – с капризно-веселыми нотками протянул Альберт. Развалившись на крыльце Дворца, на каремате, постеленном прямо на ступеньки, он наблюдал, как юдищи, неловко подпрыгивая, пытаются поймать стремительно проносящихся над самой землей летяг. Получалось у юдищ плохо. Иглохарки справлялись куда лучше. Приседали, в самые плечи вжимая голову на длинной и гибкой шее, а потом, как будто в шеях у них было спрятано по пружине, выстреливали сгустком яда. Летяги с визгом врезались в камень А там уж за них брались крысы.

Крысы, впрочем, с одинаковым рвением занимались и летягами, и иглохарками, и даже на юдищ, кажется, поглядывали. Но те, закованные в броню, были не по зубам мелким хищникам.

Если Альберт все понимал правильно, для юдищ у Города и Пустошей было заготовлено нечто особенное.

Всякой другой нечисти, названия которой Альберт и не знал, перед Дворцом кишмя кишело. Все друг друга кусали, душили, царапали. Убивали. Но не ели. Трупы аккуратно складывали возле ступеней.

Арчи всех этих – от самых больших до самых маленьких назвать мог. И кто где живет. И кто чем кормится. Альберт же помнил лишь, что большая часть здешней нечисти ест отнюдь не мясо. А здесь и сейчас они убивают друг друга исключительно для его, Альберта, удовольствия. Жертва Хозяина, Города и Пустошей, своему господину.

Поначалу было противно. И никто не мешал уйти во Дворец, закрыть двери, просто забирать Силу, не глядя на кровавую кашу на площади. Альберт остался, с упрямой злостью не то на себя, не то на весь белый свет решив, что должен видеть все от начала и до конца. Пусть всякие там дозволенные от крови чувств лишаются, настоящий маг выше глупых предрассудков.

Было противно. Потом стало – никак. А сейчас уже было весело.

Флейтист болтался рядом – именно болтался: висел, как обычно, в воздухе, мелко дрожа слюдяными крыльями, и чуточку покачивался, словно под порывами легкого ветра Флейтиста бойня под ногами нисколько не трогала.