Баркер Клайв: Пятый доминион

Пай открыл дверь, но не впустил Чэнта внутрь.

- Когда мы закончим, мы подойдем к машине, - сказал он водителю. - Надолго мы не задержимся.

Потом он снова закрыл дверь и вернулся за стол.

- Как насчет того, чтобы еще выпить? - спросил он.

Эстабрук отказался от бренди, но согласился выкурить сигарету, пока Пай расспрашивал его о том, где можно найти Юдит, а он монотонно сообщал ему нужные сведения. И наконец, вопрос оплаты. Десять тысяч фунтов, половина по заключении соглашения, половина - после его исполнения.

- Деньги у Чэнта, - сказал Эстабрук.

- Тогда пошли? - позвал Пай.

Прежде чем они вышли из фургона, Эстабрук бросил взгляд на колыбель.

- Красивые у вас дети, - сказал он, когда они оказались снаружи.

- Это не мои, - ответил Пай, - их отец умер за год до этого рождества.

- Трагично, - сказал Эстабрук.

- Он умер быстро, - сказал Пай, искоса взглянув на Эстабрука и подтвердив этим взглядом возникшее подозрение, что именно он виновен в их сиротстве.

- А вы уверены в том, что хотите смерти этой женщины? - спросил Пай. - В таком деле сомнений быть не должно. Если хотя бы часть вашей души колеблется...

- Нет такой части, - сказал Эстабрук. - Я пришел сюда, чтобы найти человека, который убьет мою жену. Вы и есть этот человек.

- Вы ведь все еще любите ее? - спросил Пай по дороге к машине.

- Разумеется, я ее люблю, - сказал Эстабрук. - И именно поэтому я и хочу ее смерти.

- Воскресения не будет, мистер Эстабрук. Во всяком случае, для вас.

- Но умираю-то не я, - сказал он.

- А я думаю, что именно вы, - раздалось в ответ. Они проходили мимо костра, который уже почти угас. - Человек убивает того, кого он любит, и некоторая часть его тоже должна умереть. Это ведь очевидно, а?

- Если я умру - я умру, - сказал Эстабрук в ответ. - Лишь бы она умерла первой. И я хочу, чтобы это произошло как можно быстрее.

- Вы сказали, что она в Нью-Йорке. Вы хотите, чтобы я последовал за ней туда?

- Вам знаком этот город?

- Да.

- Тогда отправляйтесь туда, и как можно скорее. Я велю Чэнту выделить вам дополнительную сумму на авиабилет. Решено. И больше мы никогда не увидимся.

Чэнт поджидал их у границы табора. Из внутреннего кармана он выудил конверт с деньгами. Пай принял его, не задавая вопросов и не благодаря, потом он пожал Эстабруку руку, и непрошеные гости вернулись в безопасность своей машины. Удобно устроившись на кожаном сиденье, Эстабрук заметил, что рука, которой он только что сжимал ладонь Пая, дрожит. Он сплел пальцы обеих рук и крепко сжал их, так что побелели костяшки. В этом положении они и оставались до конца путешествия.

Сделай это ради женщин всего мира, - гласила записка, которую держал в руках Джон Фьюри Захария. - Перережь себе глотку.

Рядом с запиской на голых досках Ванесса и ее приспешники (у нее было двое братьев, и вполне возможно, что именно они помогали ей опустошить его дом) оставили аккуратную горку битого стекла на тот случай, если под действием ее мольбы он решит немедленно расстаться с жизнью. В состоянии оцепенения он тупо смотрел на записку, снова и снова перечитывал ее в поисках, - разумеется, напрасных - хоть какого-нибудь утешения. Под неразборчивыми каракулями, составлявшими ее имя, бумага слегка сморщилась. Интересно, не ее ли это слезы упали здесь, когда она сочиняла свое прощальное послание. Даже если и так, утешение невелико, а вероятность еще меньше. Не тот она человек, чтобы плакать. Да и не мог он себе представить, как женщина, сохранившая к нему хоть каплю симпатии, производит всеобъемлющую экспроприацию его имущества. Правда, ни дом, ни то, что в нем находилось, не принадлежали ему по закону, но ведь столько вещей они купили вместе: она, полагаясь на его наметанный глаз художника, а он - на ее деньги, шедшие в уплату за очередной объект его восхищения. Теперь все исчезло, все, вплоть до последнего персидского ковра и светильника в стиле арт-деко. Дом, который они создали вместе и которым они наслаждались в течение одного года и двух месяцев, был обобран до нитки. Как и он сам. У него не осталось ничего.

Впрочем, особого несчастья в этом нет. Ванесса была не первой женщиной, которая потакала его склонности к сотканным вручную рубашкам и шелковым жилетам, не будет она и последней. Но, насколько он помнил (память его простиралась в прошлое лет на десять, не дальше), она была первой, кто отобрал у него все за каких-нибудь полдня. Ошибка его была очевидна. Этим утром он проснулся с мощной эрекцией, но, когда Ванесса захотела воспользоваться этим обстоятельством, он сдуру отказал ей, вспомнив, что вечером ему предстоит свидание с Мартиной. Как она сумела выяснить, где он растрачивает свою сперму, - это уж дело техники. Так или иначе, ей это удалось. В полдень он вышел из дома, думая, что оставляет там обожающую его женщину, а когда вернулся через пять часов, застал дом уже в том самом состоянии, в котором он был сейчас.