Баркер Клайв - Пятый доминион

- Проснись, - сказала она.

По-прежнему никакой реакции. Тогда она сдавила его мошонку изо всех сил и резко повернула руку.

- Проснись!

Дыхание его участилось. Она снова крутанула мошонку, и глаза его внезапно широко открылись, а частые вздохи перешли в пронзительный вопль, который не прекращался до тех пор, пока легкие его не исчерпали последние запасы воздуха. Вдохнув, он подался вперед и схватил Юдит за шею. Ей пришлось отпустить его мошонку, но это уже не имело никакого значения. Он проснулся и пришел в бешеную ярость. Приподнимаясь с пола, он швырнул ее за пределы круга. Приземлилась она неуклюже, но, не теряя ни секунды, закричала:

- Ты должен остановить ритуал!

- Чокнутая блядь! - зарычал он.

- Послушай же меня! Ты должен остановить ритуал! Все это заговор! - Она поднялась на ноги. - Дауд был прав, Миляга! Примирение надо остановить!

- Ты уже ничего не сможешь испортить, - сказал он. - Опоздала, милая.

- Ну, попробуй! - закричала она. - Должен же быть какой-то способ!

- Подойдешь ко мне снова, и я тебя убью, - предупредил он и оглядел круг, чтобы убедиться в его неприкосновенности. Все камни были на месте. - Где Клем? - закричал он. - Клем!

Только сейчас он взглянул в сторону двери и заметил на площадке окутанную сумраком фигуру. На лице его появилась гримаса отвращения, и она поняла, что всякая надежда переубедить его потеряна.

- Ну вот, любовь моя, - сказал Сартори. - Разве я не говорил тебе, что уже слишком поздно?

Два гек-а-гека послушно паслись у его ног. В кулаках он сжимал сверкающие ножи. На этот раз он уже не предлагал ей взять один из них: раз она отказалась убить себя, он сделает это за нее.

- Ненаглядная моя, - сказал он, - все кончено.

Он шагнул через порог.

- Мы вполне можем совершить это здесь, - сказал он, не сводя с нее глаз. - Здесь мы были сотворены. Более подходящего места и не найти.

Даже не оборачиваясь, она почувствовала, как напряглось внимание Миляги. Не было ли в этом проблеска надежды? Не может ли какое-нибудь случайное слово Сартори заставить Милягу поверить в то, в чем она оказалась бессильна его убедить?

- Я сделаю это сам за нас обоих, любовь моя, - сказал Сартори. - Ты слишком слаба. Ты еще не до конца поняла, что происходит.

- Я... не хочу... умирать, - ответила она.

- У тебя нет выбора, - сказал он. - Либо ты умрешь от руки сына, либо от руки Отца. Сын или Отец - вот и весь выбор. Сын или Отец.

Она услышала, как за спиной у нее Миляга прошептал два слога:

- О, Пай...

Потом Сартори сделал второй шаг, и пламя свечей осветила его. В тот же миг прилипчивая навязчивость комнаты сковала каждый его мускул. На глаза его навернулись слезы отчаяния, а губы были такими сухими, что покрылись тонким слоем пыли. Сквозь мертвенно-бледную прозрачность кожи проступал блеск его черепа, а зубы были обнажены в похоронной усмешке. Он был воплощением Смерти. А если она увидела и поняла это - она, женщина, которая его любит, - то мог ли не понять этого Миляга? А если он понял, то не блеснула ли в нем какая-то запоздалая догадка?

Он сделал третий шаг и занес ножи над головой. Она смело подняла лицо ему навстречу, словно подзадоривая его исполосовать ножами плоть, которую он ласкал всего лишь несколько минут назад.

- Я бы с радостью отдал за тебя жизнь, - сказал он. Лезвия замерли в высшей точке своей сверкающей траектории, готовые метнуться вниз. - Почему же ты не хочешь умереть вместе со мной?

Он не стал ждать ответа и нанес удар. Острые кончики лезвий устремились ей прямо в глаза. В последнее мгновение она успела отвернуть голову, но прежде чем ножи рассекли ее щеку и шею, за спиной ее раздался вой Примирителя, и вся комната содрогнулась от бешенного удара. Ее отшвырнуло в сторону, и ножи Сартори просвистели в нескольких дюймах от ее шеи. Свечи на каминной полке затрепетали и погасли, но в комнате остался еще один источник света. Камни круга были объяты крошечными языками пламени. То и дело из этих маленьких костров вырывались ослепительные искры и гасли, ударяясь о стены. У края круга стоял Миляга, сжимая в руке причину всего этого хаоса. Он поднял с пола один из камней, вооружившись и одновременно нарушив целостность круга. Он прекрасно осознавал всю серьезность своего поступка. На лице его отразилась скорбь, настолько глубокая, что он, казалось, утратил способность двигаться. Подняв над головой камень, он застыл, словно его стремление помешать ритуалу на этом исчерпало себя.

Она поднялась на ноги, хотя комната сотрясалась в бешеной пляске. Доски у нее под ногами на ощупь были твердыми, но потемнели так, что стали почти невидимыми. Она могла разглядеть только гвозди, которыми они были прибиты, все же остальное, несмотря на свет камней, погрузилось в кромешную тьму, и когда она двинулась по направлению к кругу, ей показалось, что ее ноги ступают по пустоте.