Дмитрий Казаков - Падение небес

На это ее сил может хватить, а вот на большее…

Мир вокруг консула трещал и шатался. Он не видел, а чувствовал, что волна разрушений катится по Алиону – дохнут в море и Дейне рыбы, плодородные поля становятся болотами, по стенам домов бегут трещины, а роданы кричат от непонятно откуда взявшейся боли…

Сломалось и заклинание ученика Лерака, вспышка ударила Харугота по глазам, но он даже не зажмурился. Зарычал в бессильной ярости, сжал ладони, глядя, как погибают Чернокрылые. Среди прочих пал и Тратис, клочок Тьмы размером с кулак разорвал его на части.

Консул ощутил нечто вроде недовольства – ищи теперь нового человека на это место.

– Не дайте им уйти! – закричал он, понимая, что катаклизм заканчивается, корчи потревоженной тверди затихают. – Левар, прими командование!

Высокий широкоплечий сотник, что сражался вместе с Харуготом еще при Харстене, кивнул.

– Всем на местах! – гаркнул он. – По команде – вперед!

– А вы тоже не спите, клянусь Великой Бездной! – прикрикнул консул на растерянных учеников. – А ну, за дело! Мне нужно, чтобы вы отвлекли того рыжего парня! Вам все понятно?

Старший из выживших, толстощекий уроженец Архипелага, принялся командовать остальными. Они сгрудились, и поползли вверх струи перемешанного с Тьмой воздуха.

Тоже оружие, и не самое слабое.

Харугот глубоко вздохнул, заставил себя успокоиться. Да, в какой-то момент все пошло не так, как он рассчитывал, но сейчас опять двинулось в нужном направлении. Гном нанес приличный урон, но погиб, а остальные приятели Рендалла отдали немало сил. Сейчас они отвлекутся на Чернокрылых и атаку учеников, и тогда он нанесет точный удар…

Такой, от которого Олен не сможет закрыться и не сумеет отбить.

А после того, как погибнет наследник Безария, его спутникам останется только двинуться во врата Адерга. Даже ученику Лерака Гюнхенского, непонятно где обретшему удивительную силу.

Храм Тьмы откликнулся сразу, он не мог не откликнуться, ибо он и Харугот давно были едины. Выросли из небытия стены, чешуйчатые, как бока рептилии, увенчала их крыша, тяжелая и холодная, возникли многочисленные залы, поднялись в них черные круглые колонны.

Кожа консула затвердела, вокруг него вихрем закрутилась черная дымка, перед глазами все затуманилось. Вместо Белой площади увидел бездну, заполненную тьмой, ее место занял серый сумрак, в котором плавали разноцветные шарики, светившиеся мягким белым огнем…

С трудом удержал осознание того, кто он такой и что собирается сделать.

Тьма могущественна, для нее растворить в себе рассудок неосторожного колдуна – проще, чем океану поглотить каплю. Так что нужно сохранять осторожность, держаться за то чувство собственного «я», что имеется у всякого родана, не дать себе уйти слишком уж глубоко.

Тьма бездонна, и в ней есть отражения, тени всего, что существует от Верхней Стороны до Нижней. В том числе и отражение Первородного Огня, не такое яркое, но намного более смертоносное. В сотворении оно совершенно бесполезно, но в том, что касается лишения жизни, не уступит своему прообразу.

И Харугот собрался пустить в ход именно это отражение.

Он сосредоточился на возникшей внутри струйке мертвящего холода, скользнул по ней глубже…

На мгновение словно окунулся в бесконечные кладовые Тьмы, наполненные тенями, шорохами и смутными очертаниями того, что было, есть и будет. И когда консул прикоснулся к отражению Первородного Огня, тускло светившемуся во мраке, то едва не закричал.

Харугот думал, что все знает о боли, испытал все ее виды, прошел все ступени…

Как выяснилось в этот момент, он ошибался.

Горело не только его тело, не только стены Храма Тьмы, но и глубинная сущность родана, та искорка, которую называют душой. Пылала вторая, что есть только у чародеев. Жестокое пламя терзало как тысяча палачей, и в памяти сам собой всплыл образ Темного Сердца – крохотный цветок насыщенной темно-лиловой окраски, иззубренные лепестки, усаженные мелкими капельками то ли росы, то ли воды…

Его запах позволяет оставаться в сознании, перенося любую боль.

Но могучая воля брала верх над страданием. Харугот мог двигаться, мог делать с отражением Первородного Огня все, что угодно.

– Левар, слушай меня! – крикнул консул, открыв глаза, и в уши ударило многоголосое эхо. – Чтобы между мной и ими не осталось никого! Кто замешкается – погибнет! Слышишь меня?

– Да, мессен, – отозвался сотник.

Он принялся командовать, и Чернокрылые начали перестраивать ряды, отходить в стороны. Стал виден Олен Рендалл, рубившийся с двумя гвардейцами, белобрысый юнец рядом с ним.