Максим Волосатый - Псы Клевера

Эксперимент над Сержантом, – он и был экспериментом. Там Севилья не чувствовал вообще ничего, кроме исследовательского азарта и радости от того, что он может, способен, пригодился. А к моменту благополучного возвращения третьего ушедшего, Севилью можно было смело списывать в расход, настолько он вымотался. Поддержание двух узоров оказалось неимоверно тяжелым занятием.

И вот он плелся, еле переставляя непослушные ноги, не видя, не желая видеть ничего вокруг, кроме медленно, безумно медленно, приближающейся широченной спины торка. Шаг, еще один, и еще. Вот и он. Наконец-то.

– Стой, – хрипло выплюнул Севилья, стукнув по спине торка, и одновременно начав выглаживать линии «ворса».

Торк послушно остановился, избавляя Севилью хотя бы от необходимости тратить силы на бег. Вся процедура заняла не более десяти секунд, но измотанному Севилье она показалась вечностью. И все же, всему приходит конец. Пыткам работой тоже. Севилья хмыкнул про себя: «иногда вместе с жизнью».

Вольд, все так же ведомый обманутым «ворсом», развернулся, … и Севилья чуть не обделался самым наипозорнейшим образом. Во время всей этой безумной гонки за удаляющейся спиной торка он совершенно не смотрел по сторонам. Не оценивал пройденное расстояние. А сейчас оценил.

В ста метрах перед ним монументом ночных кошмаров возвышалась огромная туша Паука, неподвижно наблюдающая за всеми манипуляциями с почти добежавшей до него добычи. Восемь немигающих глаз охватывали Севилью, окончательно добивая и без того плывущее от усталости и напряжения сознание.

Если бы не усталость, Севилья сбежал бы впереди своего визга, оставив тут и торка и еще, наверное, кучку чего-нибудь дурно пахнущего. Честно. Но, как Севилье помнилось чье-то выражение из прошлой, земной жизни; наши достоинства суть продолжение наших недостатков. И вымотанный до предела организм просто-напросто отказался двигаться, возможно, спасая Севилье жизнь. Ноги не пошли, руки не поднялись, горло сжалось, не желая принимать участие в паническом концерте, который Севилья собрался закатить. В итоге он замер, парализованный, глядя в нереально глянцевые глаза Твари. Стоял и смотрел. А Паук смотрел на него. Секунда, другая. За спиной вяло зашевелился спасаемый торк. Ворсинки узора, лишенные поддержки Севильи, начали возвращаться в исходное положение. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Севилья на автомате вернул их в исходное состояние. Торк развернулся на выход. И только уже сделав, Севилья перепугался и опять уставился на Паука. Тот не шевелился. Торк сделал шаг. Севилья тоже. Еще один. Паук не двигался с места. Севилья попятился. Паук вообще не подавал никаких признаков жизни. Вот и не надо. Мелкими шажками, по сантиметру отвоевывая спасительное пространство, Севилья отодвигался от замершей Твари. В голове болталась одна-единственная мысль: «неужели отпустит?». Паук так и не сделал ни одной попытки помешать увести почти пришедшую к нему добычу. Севилья сломал бы голову, пытаясь понять почему, но перед тем, как развернуться и на самом деле броситься бежать, своим «травяным» видением, он уловил одну странную … мысль, не мысль, слово, не слово… эмоцию. Она настолько была похожа на обыденную жизнь, что Севилья чуть не пропустил ее, сочтя собственной. Где-то на грани сознания, перед тем, как стало понятно, что преследования не будет, Севилья поймал …. Нет, не сожаление.

Укоризну. Паук все так же недвижимо продолжал видеть уходящую добычу, и в замершей позе Твари угадывалось: «жадина».

Почти руками дотолкав высоченного торка до края травяного покрытия, за которым его ждали изумленные маги, Севилья мешком осел на землю. Больше двигаться он не мог. И не хотел.

Очнулся он от того, что в рот ему лилось что-то обжигающее. Он дернулся, пытаясь объяснить, что не надо, тут же подавился и закашлялся. Когда слезящиеся от кашля глаза, наконец, смогли видеть, Севилья тут же чуть не потерял сознание снова, для разнообразия, от счастья: над ним, склонились Сержант, Сова, Слон и Гайденн. На их лицах было написано такое участие и сострадание, что впору было расплакаться.

– Ты в порядке? – спросила Сова тоном, от которого хотелось картинно брякнуться на землю и забиться в судорогах. Глядишь, выцыганишь чего приятного. Судя по ее виду, сейчас она была готова ради Севильи на все.

И Севилья, как «истинный» сердцеед и соблазнитель, естественно, ситуацией «воспользовался».

– Вроде, да, – ничего умнее, чем опереться на руку Слона и сесть, оглядываясь по сторонам, он не придумал. – Что с вольдами?