Лу Кристина Array - Последнее пророчество

- Луй, - вымученно улыбнулась Уилкокс, - все-таки ты пришла меня навестить. Я думала у тебя много дел.

Дела? Какие у нее могут быть дела? Сидеть в пустой казарме или выслушивать соболезнования народа в баре? Но Луаксана все же улыбнулась, хотя очень не хотелось.

- Ну, - ответила она, - я пришла посмотреть на человека, над которым в недавнем времени проводила лабораторные опыты.

Чауни вымученно улыбнулась.

- Выжил еще кто-нибудь?

Луаксана была готова к этому вопросу. Вздохнула и уставилась в пол. Чауни все поняла.

- Мы последние…

- Да.

- И кого к нам переведут теперь. Девятивзводный не говорил?

- Никого. "Благословленных" больше не будет. Никогда. Теперь мы "Отверженные".

На хорошеньком личике Чауни отразилась задумчивость.

- Что-то не припомню такого взвода.

- Конечно, они ведь не на Джибаре, а на Асворде.

Чауни не сводила своих голубых глаз с Луаксаны. Деландри же почему-то чувствовала себя виноватой в том, что их переводят. Она могла бы воспротивиться, попросить остаться у Лангкоу. Но не стала, потому что не могла больше находиться здесь, не могла ночевать в пустой казарме со своими призраками. Так пусть подруга быстрее поправляется, и они отправятся отсюда. С глаз долой, из сердца вон…

- Это та планета, где находится Исторический Сайран с подлинными записями матери Первородного? А еще там знаменитая долина Синь-Дань, где учат воинов-крестоносцев?

- Ты все правильно поняла, - Луаксана посмотрела.

Почему- то вспомнилась Кида. Первородный, она ведь предупреждала, и почему Луаксана или тогда еще Кейтлин ее не слушала? Потому что все было так хорошо, что не верилось, что что-то может случиться. Не будем об этом. Все равно за десять лет ничего нового она не придумает.

Деландри порылась немного в нагрудном кармане и нашла там кулон на цепочке. Точно такой же уже висел у нее самой на шее. Она протянула его Чауни.

- Гурм с могилы наших…

Уилкокс взяла его и положила на ладонь. Маленький пузырек с землей. Это память, о том, кого уже нет в живых, с кем ты сражался плечом к плечу… Слеза потекла по лицу Чауни. Луаксана отвернулась. Она не могла плакать, а хотела. Может быть, она была черствым сухарем, потому что высушила в себе все слезы… может быть…

Луаксана взяла за руку Чауни и прошептала:

- Прошлое наше всегда с нами.

А потом она обняла свою подругу. Чауни положила голову на плечо Деландри, ища поддержки. Рука коснулась кучеряшек Уилкокс, нет не успокаивая, а наоборот… Только если выплеснуть все чувства наружу, если их пережить, тогда и только тогда станет легче. Знала по себе. Да только Луаксана так и не научилась этого делать. И слез теперь нет.

- Я не знаю, как перенести смерть наших друзей. Я никогда этого не делала. Никто из наших не умирал, никогда, а теперь… - Чауни шмыгнула носом, - насколько же тяжело тебе пришлось, когда Сайтрауны убили всю твою семью?

Воспоминания… Их почти не осталось с тех пор… два года скитания, два года, когда заживали душевные раны… Теперь душа почти не болела, а воспоминания затуманились. Вот только осталось одно единственное - глубокая рана, которая до сих пор напоминала о себе по ночам.

Несколько лет назад, когда однажды ночью у Деландри защемило в груди, вновь вспомнилась ночь перед свадьбой, она рассказала все Чауни. У любого человека есть предел, Луаксана не могла больше все держать все в себе. Прошлое наше всегда с нами. Луаксана недавно произнесла эту фразу. Уже не раз она убедилась в ее подлинности.

- Ничего, Чауни, мы вместе. Все выдержим, все перенесем.

Она оторвалась от Уилкокс и посмотрела в ее лицо, вымученно улыбнувшись. Чауни смахивала с лица слезы.

- Научи меня, Луй.

- Чему?

- Не плакать.

Деландри посмотрела на нее и грустно улыбнулась. "Подружка, разве ты не знаешь, какую я цену заплатила за эту способность?"

- Мы ВакЗей, это наша природа… а я… я бросила ей вызов, пошла против нее. Я не могла по-другому, не могла… Это очень страшно, Чауни.

- Но как у тебя это получилось?

Луаксана поджала губу. Ну как объяснить, что она отказалась от всего, лишь бы забыть? Как сказать, что раны были настолько глубоки, что слезы превращались в почти осязаемую боль. Она плакала, но это не приносило ей облегчения, становилось все хуже. И тогда она решила, что не может больше этого выносить. Нужно заглушить боль и перестать плакать… Боль заглушилась, слезы Луаксана переборола, вот только ценой собственной души. В ней не было больше ни любви, ни ненависти, лишь привязанности, которые Деландри развивала много лет, чтобы потом снова страдать… но все же в глубине души боль, которую сдерживали невидимые барьеры. И однажды эти барьеры рухнут, Луаксана знала, тогда поток хлынет наружу, и неизвестно, будет ли она жить.