Робин Хобб - Ученик убийцы [издание 2010 г.]

Ты можешь разбудить мертвого, — добродушно сказал он мне. — Мы должны найти тебе наставника, который научил бы тебя хоть немного контролировать себя. Кетриккен находит немного странным, что мне так часто снится, как я тону. Полагаю, я должен быть благодарен за то, что ты хорошо спал хотя бы в мою брачную ночь.

Верити, — сказал я неуверенно.

Спи дальше, — сказал он мне. — Гален мертв, и я взял Регала на короткий поводок. Тебе нечего бояться. Спи и перестань так громко видеть сны.

Верити, подождите! Но моя попытка ухватиться за него разорвала тонкую связь, и у меня не осталось другого выбора, кроме как последовать его совету.

Мы ехали дальше, а погода становилась все хуже. Мы все мечтали попасть домой, но это произошло еще не скоро. Баррич, я думаю, до этого путешествия недооценивал способности Хендса. Хендс держался тихо, но дело свое знал, лошади и собаки доверяли ему. Вскоре он с легкостью заменил и Коба, и меня в конюшнях Оленьего замка. Дружба между ним и Барричем крепла день ото дня. И это заставляло меня чувствовать собственное одиночество куда острее, чем я был согласен признать.

При дворе смерть Галена восприняли как трагедию. Те, кто знал его мало, лучше всего говорили о нем. По-видимому, этот человек слишком много работал, раз сердце изменило ему в столь молодые годы. Были какие-то разговоры о том, чтобы назвать в его честь боевой корабль, словно он был павшим героем, но Верити так и не одобрил этой идеи, и она не была осуществлена. Тело Галена отослали в Фарроу для торжественного погребения. Если Шрюд и заподозрил что-нибудь о происшедшем между Верити и Галеном, он тщательно это скрывал. Ни он, ни даже Чейд никогда не упоминали мне об этом. Потеря нашего мастера Силы, когда не было даже помощника, который мог бы заменить его, была серьезным ударом, ведь у наших берегов маячили красные корабли. Это открыто обсуждалось, но Верити категорически отказался рассматривать кандидатуру Сирен или кого-нибудь другого, обученного Галеном.

Я никогда не узнал, выдал ли меня Шрюд Регалу. Я никогда не спрашивал его и даже не говорил о своих подозрениях Чейду. Полагаю, я не хотел знать. Я старался не позволить этому как-то повлиять на мою лояльность. Но в своем сердце, говоря «мой король», я подразумевал Верити.

Строевой лес, обещанный Руриском, прибыл в Баккип. Его пришлось волочить по суше к Винной реке, откуда бревна сплавили в озеро Тур и по Оленьей реке к Баккипу. Они прибыли к середине зимы и в точности оправдали все то, что говорил о них Руриск. Первый из новых боевых кораблей был назван в его честь. Я думаю, что он бы понял это, но вряд ли одобрил.

План короля Шрюда удался. Уже много лет в Оленьем замке не было королевы, и прибытие Кетриккен пробудило интерес к придворной жизни. Трагическая смерть ее брата накануне свадьбы и отвага, с которой Кетриккен продолжила церемонию, несмотря на это, захватывали воображение людей. Ее очевидное восхищение мужем сделало Верити романтическим героем даже среди его собственного народа. Они были прекрасной парой — юность и светлая красота принцессы оттеняли тихую силу Верити. Шрюд демонстрировал их на балах, привлекавших даже самую мелкую знать всех Шести Герцогств, и Кетриккен красноречиво и убедительно говорила о необходимости объединиться, чтобы отразить нападения пиратов красных кораблей. Так что доходы Шрюда повысились, и, даже несмотря на зимние штормы, началось укрепление Шести Герцогств. Были построены новые башни, и люди добровольно шли дежурить на них. Корабелы соперничали за честь строить боевые корабли, и город Баккип разросся за счет притока желающих составить команды этих кораблей. На короткое время в эту зиму люди поверили сказкам, которые сами же и придумали, тому, что одного горячего желания достаточно для победы над красными кораблями. Я не доверял этому настроению, но наблюдал, как Шрюд использует его, и думал, как ему удастся его поддерживать, когда люди снова столкнутся с реальностью «перековки».

И еще об одном я должен сказать. О том, кто оказался замешан в этих событиях лишь потому, что любил меня. До конца моих дней я буду носить шрамы, которые он оставил мне. Его стершиеся зубы несколько раз глубоко вонзились в мою руку, прежде чем ему удалось вытащить меня из бассейна. Как он это сделал, я никогда не узнаю. Но его голова все еще лежала на моей груди, когда нас нашли. Его связь с этим миром была разрушена. Востронос был мертв. Я верю, что он по собственной воле отдал жизнь в память о тех счастливых днях, когда оба мы были щенками. Люди не могут тосковать так сильно, как собаки. Но мы тоскуем много лет.