Робин Хобб - Странствия убийцы [издание 2010 г.]

Ты так следишь за ней, что не увидишь кролика, даже если наступишь на него! — упрекнул меня Ночной Волк.

В это мгновение кролик выскочил из кустов у самых моих ног. Я прыгнул за ним и согнулся, чтобы преследовать его по охотничьей тропе. Он был гораздо быстрее меня, но я знал, что, скорее всего, он побежит по кругу. Я также знал, что Ночной Волк быстро двигается ему наперерез. Я слышал, как Старлинг спешит вслед за мной, но у меня не было времени думать о ней. Я старался не упустить кролика, который увертывался, огибая деревья и ныряя под коряги. Дважды я чуть не поймал его, и дважды он уходил от меня. Но когда он снова попытался сдвоить свой след, то угодил прямо в пасть волку. Ночной Волк прыгнул, прижал зверька к земле передними лапами и сжал зубы.

Я вспорол кролику брюхо и вывалил внутренности для волка, когда нас догнала Старлинг. Ночной Волк моментально проглотил свою долю добычи.

Давай найдем другого, предложил он и исчез в ночи.

— Он всегда отдает тебе мясо? — спросила Старлинг.

— Он не отдает. Он позволяет мне нести его. Но он знает, что сейчас лучшее время для охоты, и надеется вскоре убить еще одного кролика. А если не убьет, он знает, что я сохраню для него мясо и мы поделимся позже.

Я привязал кролика к поясу и двинулся в ночь, теплая тушка стукалась о мою ногу.

— О! — Старлинг пошла за мной. Вскоре, как бы в ответ на что-то, она заметила: — Я не вижу ничего заслуживающего презрения в твоей связи с волком.

— Я тоже, — тихо ответил я.

Что-то в том, как она выбрала слова, укололо меня.

Я продолжал красться по дороге, насторожив глаза и уши, и слышал тихий топот Ночного Волка слева от меня. Я надеялся, что он вспугнет дичь. Спустя некоторое время Старлинг добавила:

— И я перестану говорить о шуте «она», что бы я ни думала по этому поводу.

— Это хорошо, — уклончиво ответил я, не замедляя шага.

Я и правда сомневаюсь, что ты сегодня будешь хорошим охотником.

Это не моя вина.

Я знаю.

— Хочешь, чтобы я извинилась? — спросила Старлинг напряженным голосом.

— Я… гм… — Я запнулся и замолчал, не понимая, что все это значит.

— Что ж, хорошо, — проговорила она решительно ледяным голосом. — Я прошу прощения, лорд Фитц Чивэл.

Я обернулся:

— Зачем ты это делаешь?

Я говорил в полный голос. Я чувствовал Ночного Волка. Он уже поднимался на холм, собираясь охотиться в одиночку.

— Моя леди королева просила меня прекратить сеять смуту среди нас. Она сказала мне, что у лорда Фитца Чивэла много забот, о которых я не знаю, и ему тяжело выносить еще и мое неодобрение, — осторожно проговорила она.

Я подумал, когда же все это кончится, но не осмелился спросить.

— Все это не нужно, — сказал я, чувствуя себя странно пристыженным, как испорченный ребенок, который капризничает, пока ему не уступят. Я сделал глубокий вдох и решил просто честно заговорить с ней и посмотреть, что из этого выйдет. — Я не знаю, что заставило тебя лишить меня своей дружбы, кроме моего Дара. Я не понимаю твоих подозрений относительно шута и не понимаю, почему он так сердит тебя. Я ненавижу эту неловкость между нами. Я хотел бы, чтобы мы были друзьями, как прежде.

— Значит, ты не презираешь меня? За то, что я свидетельствовала, как ты признал своим ребенка Молли?

Я поискал в себе потерянные чувства. Прошло уже много времени с тех пор, как я в последний раз думал об этом.

— Чейд все знал, — сказал я. — Он бы нашел способ, даже если бы тебя в природе не было. Он очень… изобретателен. А я в результате понял, что мы с тобой живем по разным законам.

— Раньше я жила по тем же законам, что и ты, — сказала она тихо, — очень давно. До того, как замок разграбили, а меня не тронули, приняв за мертвую. После этого трудно верить в законы. У меня отняли все. Все, что было хорошим, прекрасным и правдивым, было уничтожено злом, похотью и жадностью. Нет, чем-то еще более низким, чем похоть и жадность. Я даже не могла понять чем. Когда пираты насиловали меня, они, похоже, не получали от этого никакого удовольствия. Во всяком случае, обычного удовольствия… Они издевались над моей болью и над тем, как я сопротивляюсь. Те, кто наблюдал за этим, хохотали. — Она смотрела мимо меня, во тьму прошлого. Я думаю, что она говорила скорее для себя, чем для меня, пытаясь понять нечто не поддающееся пониманию. — Что-то двигало ими, но не та похоть или жадность, которые могут быть удовлетворены. Я всегда верила, возможно по-детски, что ничего подобного не может произойти с человеком, который следует правилам. После этого я чувствовала себя… обманутой. Глупой. Легковерной. Я думала, что идеалы могут защитить меня. Честь, учтивость, правосудие… они ненастоящие, Фитц. Мы все доверяем им и пытаемся спрятаться за ними, как за щитом. Но они охраняют только от тех, у кого есть такие же щиты. Против тех, кто отринул их, они бессильны.