Робин Хобб - Странствия убийцы [издание 2010 г.]

Баррич снова прочистил горло. Я слышал, как он поудобнее устраивается в постели. Некоторое время он молчал, потом наконец продолжил, почти неохотно:

— В третий раз меня притащили к принцу за драку в таверне. Городской стражник швырнул меня на колени перед Чивэлом окровавленного, пьяного, все еще рвущегося в бой. К тому времени мои товарищи гвардейцы не хотели иметь со мной ничего общего. Мой сержант презирал меня, а с рядовыми я не сумел завести дружбу. Так что городские стражники меня арестовали, доставили к Чивэлу и сказали, что я уложил двоих и отбивался палкой еще от пятерых, пока не явились они.

Чивэл отпустил их, вручив кошелек, который должен был возместить убытки владельцу таверны. Он сидел за столом, какая-то незаконченная работа лежала перед ним. Не говоря ни слова, он встал и толкнул стол в угол комнаты. Потом снял рубашку и взял пику. Я думал, он собирается избить меня до смерти. Вместо этого он бросил мне другую пику и сказал: «Хорошо. Теперь покажи мне, как ты отбивался от пяти человек». И толкнул меня пикой. — Баррич откашлялся. — Я устал и был полупьян, но не сразу успокоился. Наконец ему повезло. Он вырубил меня. Когда я пришел в себя, у собаки снова появился хозяин. Другого сорта. Я знаю, ты слышал от людей, что Чивэл был холодным, сдержанным и корректным до такой степени, что это трудно выносить. Но это не так. Он был таким, каким, по его представлениям, обязан быть мужчина. Более того, он верил, что мужчина должен всей душой стремиться стать таким. Он взял вороватого грязного мерзавца и… — Баррич умолк, у него перехватило дыхание. — На следующий день Чивэл поднял меня до рассвета. Упражнения с мечом продолжались до тех пор, пока мы оба не стали валиться с ног от усталости. До того дня меня никто толком не учил. Мне просто дали пику и послали убивать. Он же учил меня сражаться мечом по всем правилам. Ему никогда не нравился топор, но я любил это оружие. Так что Чивэл научил меня всему, что знал о владении топором, и устроил так, чтобы я мог заниматься у мастера. Остаток дня он держал меня при себе. Как собаку. Не знаю почему. Может быть, ему не хватало общения с ровесниками. Может быть, он скучал по Верити. Может быть… я не знаю. Сперва он научил меня считать, потом читать. Он поручил мне ухаживать сначала за его лошадью, затем за его собаками и ястребом, а после этого предоставил в мое полное распоряжение всех лошадей и мулов. Но не только работе научил он меня. Чистоте. Честности. Порядочности. То есть тому, что пытались внушить мне моя мать и бабушка. Он показал это мне как истинно мужские добродетели и научил меня быть человеком, а не зверем в человеческом обличье. Он заставил меня понять, что все это не просто правила поведения, а способ существования, что это и есть жизнь, а не выживание.

Баррич замолчал. Я слышал, как он встал. Он подошел к столу и взял бутылку самбукового вина, которую оставил Чейд. Я смотрел, как он крутит ее в руках. Потом он поставил ее, сел на один из стульев и уставился в огонь.

— Чейд сказал, что завтра я должен оставить тебя, — произнес он тихо и посмотрел на меня. — Думаю, он прав.

Я сел. Тени от угасающего огня играли на его лице. Я не мог прочитать выражение его глаз.

— Чейд сказал, что ты слишком долго был мальчиком — моим, Чейда, Верити, даже Пейшенс. Мы слишком много за тобой присматривали. Он считает, что, когда тебе приходится принимать мужские решения, ты делаешь это по-детски, хотя из добрых намерений. Но одних намерений недостаточно.

— Он говорит, что считал меня мальчиком, когда посылал убивать людей? — усомнился я.

— Ты хоть немного меня слушал? Я убивал людей, будучи мальчишкой. Это не сделало меня мужчиной. Как и тебя.

— Так что мне делать? — горько усмехнулся я. — Идти искать принца, который даст мне образование?

— Вот. Видишь? Ответ мальчика. Ты не понимаешь и поэтому становишься сердитым. И ядовитым. Ты задал мне вопрос, но уже знаешь, что тебе не понравится ответ.

— А именно?

— Я мог бы сказать, что у тебя есть пути гораздо хуже, чем отправиться на поиски принца. Но я не собираюсь ничего советовать. Чейд просил меня не делать этого, и я думаю, что он прав. Но не потому, что я боюсь, будто твои решения будут глупыми. Нет, они будут не глупее, чем мои, когда я был в твоем возрасте. Полагаю, ты будешь выбирать по-звериному. Жить одним только «сейчас», никогда не думая о завтрашнем дне или о том, что было вчера. Я знаю, ты понимаешь, о чем я говорю. Ты перестал вести жизнь волка, потому что я вынудил тебя к этому. Теперь я оставлю тебя одного, чтобы ты окончательно решил, хочешь ты жить как волк или как человек.