Кристи Голден - Рождение Орды

Внезапно глубокий их сон прервался, по душам пробежала дрожь. Боль пронзила существа, и они закричали, прося помощи у Иного, но тот был бессилен помочь. Он не мог помочь и себе. Черные нечистые существа, когда-то бывшие носителями прекрасного, приближались — духи предков чувствовали их страшный шаг. Приближались неотвратимо, соединяя силы, замыкая кольцо вокруг горы. Тьма плясала в душах пошедших за Саргерасом, уродливых, изувеченных, привлеченных обещаниями силы и власти, живущих надеждой уничтожить все и вся. Предки чувствовали, видели кипящую ненависть, собирающуюся сгустком зелено-черной мути, расползающейся, выбрасывающей жадные щупала, соединяющие порабощенных ею. Медленно и неизбежно тьма смыкалась, окружая гору, закрывая ее наглухо, не пуская ни отчаявшегося орка взойти на нее, ни отчаявшуюся душу выйти.

Даже Иной закричал в отчаянии, чувствуя сомкнувшуюся тьму. Без приносящих воду шаманов он не мог исцелить себя, а без Иного исчезнут и души предков.

Далеко внизу несколько орков, еще втайне считавших себя шаманами, дрожали и плакали во сне, превратившемся в кошмар нескончаемой муки, наполненный видениями близкой ужасной беды.

Я — из нового поколения шаманов, и я же — вождь нового и, надеюсь, лучшего, мудрейшего воплощения Орды. Я говорю с духами стихий и дикой природы, множество раз я взывал к ним, соединялся с ними — и они приходили на мой зов, но многократно и отказывали в помощи.

Однако даже в снах я никогда не видел предков — а душа моя стремится видеть их, говорить с ними. Еще совсем недавно те, кто когда-то шел по пути шамана, и не надеялись вновь ступить на него, но теперь время шаманов вернулось.

Возможно, когда-нибудь преграда между нами и духами возлюбленных предков исчезнет. Возможно.

Но боюсь, если они узнают, как далеко мы ушли от них, от их обычаев и мудрости, если увидят, что мы сделали на Дреноре и с Дренором, ведь могут отвернуться, предоставив нас нашей судьбе. Если решат поступить так, я не стану их винить.

— Не понимаю, — заявил упрямо Гун, самый младший чернокнижник клана и, как с горечью отметил Дуротан, неисправимый идеалист.

Тоже мне, защитник старины! Морщится при взгляде на призванных тварей, помогающих в битвах с дренеями, глядит с сожалением и сочувствием на корчащихся в агонии врагов.

После Гул'данова объявления о запрете шаманизма мальчишку привел к вождю Дрек'Тар.

— Чем плохо надеяться на возвращение стихий? И почему я не могу пойти к Ошу'гун?

Как Дуротану было ответить? Приказ о запрете шаманства под страхом суровой кары — а то изгнания или смерти за повторное прегрешение — явился будто сам по себе, без всякого повода. Конечно, бывшие шаманы отреклись от старого ремесла, когда стихии отказались приходить на зов.

Но почему запрет на разговор с предками? Почему же в то время, когда советы древних понадобились бы более всего, Гул'дан не пускает орков в самое священное для них место?

Оттого что нечего было ответить юнцу — хорошему, честному, заслуживающему ответов, — Дуротан разозлился и сказал грубо:

— Чтоб победить дренеев, наш верховный нашел особых союзников. Эти союзники дали силы, которыми ты владеешь. Тебе ведь они нравятся, правда?.. Не ври мне — я это видел.

Тонкие острокогтые пальцы Гуна разгребли иссохшую землю, нашли камень. Молодой шаман повертел его, подбросил в ладони, а вождь нахмурился, глядя на его кожу. Конечно, сухость земли, невзгоды и тревоги последних двух лет взяли свое: обычно гладкая смуглая кожа, облегавшая тугие мускулы, теперь иссохла, шелушилась. Гун рассеянно поскреб лоскут кожи, тот осыпался чешуйками, и Дуротан, леденея, увидел новую кожу под ней.

Она была зеленой!

На мгновение Дуротана захлестнул животный, безоглядный ужас. Но заставил себя успокоиться, глянул снова. Да, не ошибка: новая кожа отчетливо зеленовата. Непонятно, к чему это и отчего, но странно, ново и неприятно, прямо нутром чувствуется — не к добру. А Гун, кажется, и не замечает. Ухнув от натуги, швырнул камень вдаль, проследил за ним взглядом. Если б старше был, заметил бы предупреждение в голосе вождя. А так свои сомнения и ослепили, и оглушили.

— Да, конечно, — согласился молодой чернокнижник рассеянно, — Эти призванные твари — они хорошо дерутся. Но не в их умении драться дело. Оно же чувствуется — не так это, неправильно. Убийство, конечно, всегда убийство, и сила стихий убивает так же, как новая магия. Но со стихиями я никогда не чувствовал этого… этой неправильности. Мы начали воевать по слову предков — так почему же Гул'дан говорит теперь, что нам нельзя общаться с ними?