Татьяна Апраксина: Самолетик на площади

Господин старший цензор Эстьен, вассал герцога Алларэ и даже его дальний родич, впрочем, все алларцы друг другу так или иначе родичи, одновременно относился и к приличным людям, и к той внутренней партии королевской тайной службы, которая упрямо не принимала нового руководителя лишь из любви и симпатии к старому. Понять его — по-человечески — было просто. Да, последние годы в Собране творился даже не пожар в борделе, а пожар в борделе, где загуляли пьяные хокнийские пираты. Да, ныне покойное — к счастью! — величество король Ивеллион вполне очевидным образом спятил, и начал с того, что без суда, лишь по праву сюзерена вырезал три семьи северных правителей, обвинив их в измене. Казнил всех, включая малолетних членов семей. Закончил же тем, что чудом не успел арестовать герцога Гоэллона, — сразу после того, как тот выиграл войну с Тамером все на том же севере, начавшуюся только из-за королевского безумия. Правда, у этого чуда были вполне конкретные имя и титул: герцог Скоринг, нынешний регент. Однако ж, его величество отошел в мир иной не тихо-мирно, а на редкость вызывающим образом, и не его в том была вина: взрыв, уничтоживший крыло дворца до фундамента, устроил не покойный король Ивеллион. Не Ивеллион и, в последовавшей за тем тьме — свидетельстве гнева богов — под шумок вырезал подчистую королевский совет. Который, конечно, если вспомнить, что члены его несколько лет подряд безропотно соглашались со всеми королевскими безумствами, вполне того заслуживал, но… но. Может быть, господин старший цензор рукоплескал бы дерзкому наглецу, в одночасье избавившему Собрану от безумного короля, с каждым днем становившегося все опаснее. Может быть, он первым приветствовал бы изничтожение королевского совета, и даже то, что среди убитых был отец нынешнего регента, казначей — ведь чем дальше, тем яснее становилось, что именно казначей с присными насоветовал королю по крайней мере половину глупостей и мерзостей, а едва не спаливший столицу недавний хлебный бунт был организован по его подсказке и на пустом месте. Вот только между господином Эстьеном и готовностью принять новую власть — а заодно и новое начальство — стояли соображения вовсе не государственные, но совершенно непреодолимые: верность герцогу Алларэ и то, как герцог-регент Скоринг с оным Алларэ и его сестрой обошелся… Этого хватало, чтобы раз и навсегда сказать себе «мира между мной и этими быть не может!», но попросту уйти, уехать в родное герцогство — поступок глупый и детский. Положение временщика при самозванце не слишком-то прочно, есть и законный наследник, младший принц, и слишком сильна оппозиция, возглавляемая герцогом Алларэ, которого и увечье не заставило отступиться от служения державе — а потому лучше оставаться в столице, в королевской тайной службе, и ждать момента, когда можно будет нанести удар.

Господин Дамиан Толди, керторец, начальник внутренней охраны, был Эйку наиболее симпатичен, и именно потому его мнение о происходящем менее всего интересовало Яна-Петера. Много ли проку от оценок и впечатлений человека, который считает, что королевская тайная служба должна заниматься своим делом и только им, а не лезть, вместе с половиной обитателей столицы, в политические игры? От того, что в Собране уже девятину кряду творится то, что не постичь ни рядовому, ни из ряда вон выходящему уму, не станет меньше ни тамерских шпионов, всегда готовых выловить рыбку в мутной воде, ни собственных дураков, способных устроить гражданскую войну лишь из желания побряцать оружием и погарцевать на породистых жеребцах. В политику же лучше не вмешиваться хотя бы потому, что разобраться в происходящем может либо безумец, либо тот, кто все это затеял — но герцог-регент не спешит делиться планами ни с кем, кроме ближайшего круга соратников, а действовать наугад будет только самонадеянный болван. Как известно, враг может захватить город по нехватке гвоздя, так стоит ли тащить клещами гвоздь, если не знаешь, что именно на нем держится? За герцогом-регентом тянулся длинный и неприятно пахнущий шлейф крайне сомнительных деяний, с этим спорить трудно. Еще девятину назад мало кому знакомый в лицо полковник западной армии, наследник покойного казначея, в одночасье стал комендантом столицы, а потом и регентом при юном короле, о котором говорили… разное. Регент шустро взялся за расследование дерзкого убийства покойного короля — вот только пострадавших было удивительно мало. Арестовали почти две тысячи жителей столицы, арестовали и в течение седмицы мирно выпустили, хотя заложники от каждой из одиннадцати земель Собраны могли бы остудить пыл противников герцога-регента Скоринга. Казненные же «пособники убийства», равно как и едва ли не ежедневно вздергиваемые на виселицы повинные в оскорблении величества негодяи, по подозрениям господина Толди, принадлежали к числу соратников ныне покойного казначея, а весной подбивали горожан к хлебному бунту. Так что обвинения, конечно, были ложными, а вот приговоры — вполне справедливыми.