Софья Ролдугина - Чашка кофе и Белый Лис

– Именно. Вижу, вы уловили суть проблемы.

"Вы надо мной издеваетесь, что ли?!" – хотела возопить Летиция, но взяла себя в руки и ангельским голосом предложила:

– Если вы так хорошо знаете его, почему бы вам не остаться и не помочь нам найти общий язык?

– Отношения лучше налаживать без посредников, госпожа да Манча. Особенно такие.

Книжник махнул рукой; из такси выбежал водитель, забрал чемодан и попытался уместить его в багажнике, хотя провернуть подобное удалось бы разве что обманув законы физики. А пока шла неравная борьба, Летиция использовала свой последний шанс переубедить упрямого старика. Взяла его за руку, проникновенно заглянула в глаза и с интонациями дамы-в-беде проговорила:

– Прошу вас, одумайтесь! Вы моя последняя надежда!

Стрела попала в цель. Книжник побагровел, пошевелил губами; внутри у него явно что-то дрогнуло, вероятно, сердце, в наличии которого уже можно было и засомневаться. Однако дальше мук совести дело, увы, не зашло.

– Госпожа да Манча, – не менее проникновенно ответил он. – Я старый больной человек, мне, скорее всего, немного осталось, лет тридцать-сорок. У меня шестеро внуков, не очень доходное, но всё же дорогое мне дело и молодая любовница на соседней улице. Я бы не хотел всего этого лишиться – и головы в придачу.

Ложь от правды Летиция отличать умела, а потому на секунду остолбенела и выпустила его руку. Книжник, пользуясь моментом, юркнул в такси; водитель же наконец уговорил чемодан уменьшиться в габаритах и захлопнул багажник.

Двигатель, очнувшись, заурчал; автомобиль готов был тронуться в путь.

– Но зачем Белому Лису может понадобиться ваша голова? – наконец выдохнула она, уже не надеясь толком на ответ.

Стекло дверцы поехало вниз. Книжник сумрачно посмотрел из глубин такси, а затем негромко произнёс:

– Зачем? А кто, вы думаете, в последний раз засунул его в книгу? А вы поезжайте, поезжайте, юноша, – обратился он к водителю. – Рейс всего через два часа. Как я люблю острова!

Такси укатило, просигналив. А Летиция осталась на площадке, растерянная и задумчивая.

"Информацию-то я получила в итоге... теперь бы её переварить".

На почте не было очередей и работали все четыре приёмных стола. Симпатичный паренёк, судя по горе конспектов на столе, студент Высшей Школы, без проволочек принял конверт со свадебной речью. Но и такая невиданная – даже по меркам среднестатистического человека – удача не вывела Летицию из затянувшегося ступора. Сквозняк сочувственно тёрся о ноги, щекотал шею, а в голове вертелось одно и то же:

"И что теперь делать?"

Деятельный оптимизм всегда был её сильной стороной. В самых жутких, безвыходных ситуациях – когда застопорилось колесо обозрения и страшно заскрипела кабинка на ветру, когда нога провалилась между рельсов и застряла, когда отказали тормоза в автобусе, и он улетел в кювет... Даже тогда она сохраняла веру в счастливый финал, в человеческий разум и порядочность, и это позволяло найти выход или хотя бы дождаться помощи.

Теперь Летиция чувствовала себя беспомощно, словно села играть с компанией шулеров по незнакомым правилам, а на кон поставила собственную жизнь.

– Поберегись!

Из-за поворота вылетел курьер на велосипеде. Летиция едва успела шарахнуться в сторону – и, конечно, неудачно, врезавшись в урну для мусора. Сбила её, упала сама – да так и застыла среди пластиковых стаканчиков, упаковок из-под мороженого и окурков. В металлическом боке урны отражалась растрёпанная женщина в перекосившихся очках, испуганно озиравшаяся по сторонам.

Открытие неприятно поразило.

"Это что, я так жалко выгляжу? Я?"

– Ну уж нет, – вслух произнесла она и улыбнулась – широко, хищно, благо в желудке заурчало от голода, и представить себя тигром на охоте было совсем не трудно. – Отчаяние – отставить. Раз Книжник смылся и бросил меня, пускай пеняет на себя. Буду договариваться с Белым, как умею... – Желудок вновь издал заливистую трель. – Нет, сначала всё-таки позавтракаю.

Видимо, судьбе такое решение показалось разумным, и она не стала выстраивать препятствий для Летиции по пути домой. Троллейбус подошёл вовремя, да и в пробку потом встал ненадолго, можно сказать, штатно. Отпущенные самой себе полтора часа давно ушли в минус, уже на тридцать минут, но, несмотря на опоздание, никто не спешил падать с небес с карающей тростью наперевес.

И вскоре выяснилось почему.

Пицца в запечатанной коробке стыла на подоконнике. Белый Лис расселся прямо на столешнице и гипнотизировал взглядом кусочки чего-то металлического и пластмассово-розового, в которых намётанный глаз с трудом опознавал обломки таймера.