— Заранее прошу прощения у вас, господин логофет, и у столь представительного собрания, за то, что нарушаю регламент. Но другой возможности попрощается со всеми сразу у меня не представится.
Охи, вытянутые лица, округленные глаза — были мне ответом.
— Дело в том, что свою работу, оговоренную с императрицей, я выполнил, и меня здесь больше ничего не держит. Тем более, что отложенные мной личные дела давно уже нуждаются в моем немедленном вмешательстве. Спасибо всем, что терпели мое присутствие! Надеюсь, будущий секретарь августы будет не чужеземцем, и сможет более глубоко вникнуть в проблемы государства, и быть не менее полезным помощником в спокойные времена, как я был в тревожные.
Откланялся ошарашенной публике и покинул подиум. Идеальным вариантом было бы сразу валить из дворца, но это было бы гнусностью по отношению к Углеокой, поэтому зашел за занавесь. Августа одиноко стояла в дальнем углу, и спиной ко всем присутствующим. Отбросив сомнения, прошел мимо встревожено-испуганной прислуги, и приблизился к Зое.
— Если не хочешь говорить — я пойму. — минута ожидания — молчание, — Ну все, прощай, императрица! Долгие проводы — лишние слезы…
— Стой! — августа резко обернулась, и ее кисть сильно обхватила мое запястье. Влага на ресницах, горечь на лице, тоска в глазах, — Стой! Подари мне еще одну ночь! Молю! Только ночь! Тебе же это ничего не стоит, а я… а мне это важно…
Блин, надо было все-таки валить без прощаний! Ну что ж, давно собираюсь внушить Зое, что ее страсть — просто дружеская приязнь, и мимолетный роман — ее последствие. Вот и будет возможность «поговорить». Конечно, риск возрастает. Как сказал Дед — иная брошенная женщина опасней раненного зверя — идет невзирая ни на что, и до конца. Но времени еще вагон — есть возможность подстраховаться, и предусмотреть дополнительные пути отступления. На что и убил день.
Караул гвардейцев у императорских палат пропустил меня без звука — разве что честь не отдали. Зоя находилась в будуаре, сидела, понурив голову у десертного столика. Столик изобиловал нетронутыми изысканными закусками, в руке августы сверкал изумрудами и рубинами высокий золотой кубок. Когда Углеокая подняла на меня взгляд, я едва узнал ее. От былой уверенности и надменности и царственной осанки, не осталось и следа. Красные заплаканные глаза, распухший нос и губы, взгляд, полный безнадеги. Сделав глоток из кубка, она заговорила.
— Саня, я сейчас страшная, да?! — и не дав мне ответить, продолжила, — Мне очень тяжело говорить, поэтому прошу — не перебивай, пока я не закончу. Я знаю, ты вольная птица, и не сможешь жить в клетке. Поэтому предлагаю тебе полную свободу — делай, что хочешь, можешь даже оставить при себе своих наложниц, а хочешь — заведи других. Только стань мне мужем и опорой. Номинально ты станешь регентом, но и в самой глухой провинции последняя нищенка будет знать, КТО истинный император. Я рожу тебе детей, и хоть до безумия люблю своего сына Константина, но если твои дети унаследуют твои черты — то только они будут будущими императорами. У твоих ног будет все могущество державы, с твоими умениями ты сможешь стирать с лица земли целые государства и основывать новые. А я буду безропотно услаждать своего супруга, и перед сном лично омывать его ноги….
Но, видимо, не найдя на моем лице отклика на свое безусловно царское предложение, Зоя умолкла. Когда я уже был готов ответить на щедрое предложение августы, та заговорила вновь.
— Саня, молчи! Не отвечай! Я знаю, что от своих решений ты не отступаешь, поэтому думай до утра, а пока — молчи! — с этими словами она поставила на стол второй кубок, долила в свой, и наполнила второй, передала его мне, и с какой-то обреченной решимостью добавила, — Как говорят твои ближники — за встречу!..
Пробуждение было не из приятных. Первая мысль, посетившая меня — ну зачем было так вчера напиваться! Попытка пошевелить конечностями, или просто пошевелится, ни к чему не привела, если не считать сильного приступа головной боли. «Это ж как я вчера напился?!» Во рту было сухо, несмотря на открытые глаза, я ничего не видел, кроме багровых всполохов, возникающих одновременно с ударами боли в моей голове. «Меня что, парализовало?!» Паника, испуг, повторная попытка пошевелится. Оказалось, что шевелиться я мог, как и чувствовать свое тело, но все как-то очень ограниченно. Страх отступил, и я затянул очищающую мантру. Постепенно сознание сбросило пелену искаженных восприятий, и ко мне вернулись чувства истинные, но легче от этого не стало. Я находился в темном, затхлом помещении, где ощутимо воняло мочой, потом, и чем-то горелым — других, не менее отвратных запахов тоже хватало, но эти были основными. Невозможность двигаться тоже объяснилась легко — я был прикован к жесткому креслу. Запястья и лодыжки, судя по ощущениям, были в железных оковах, а грудь и голова крепко обездвижены ремнями — зашибись! Я в камере пыток! Ну августа… Но какова, змеюка подколодная! Спасай ее, ублажай… Интересно, а если б я стал ее супругом, и оставил наложниц — сколько бы мне ходить не оскопленным?!
Читать дальше