Максим Волосатый - Воины Клевера

– Опять, спрашиваю, побил чего?

– Опять, – вздохнула Таная. – Он испугался чего-то, горшок и разбился, а тут я давай кричать, он еще больше перепугался – ну и так далее.

– Ясно, – взгляд тёмных глаз, глядящих из-под нахмуренный бровей, не обещал ничего хорошего. – Это у тебя ведь уже третий раз, а?

– Четвертый, – расстроенно ответила Таная.

– Еще хуже. Плохо это, – проскрежетала торквани.

– Да что вы, Са-Сефара, – перепугалась женщина, – он же мальчик еще, не понимает ничего, он же никому ничего плохого не сделал, а горшки – так что горшки, да пусть хоть все переколотит. Вон у соседки свой-то палками перебил тоже… Так и ничего, что с них взять-то…

– Да ты никак решила, что я его съесть собираюсь, как у вас там в ваших сказках человеческих понаписано? – Торквани недовольно пристукнула своей палкой. – Я о нём беспокоюсь. Ты знаешь, почему у нас, в Пестике, халь, то есть магов по-вашему, практически нет?

Широко распахнув глаза, Таная робко покачала головой.

– А что вообще такое «Пестик», знаешь? – прищурилась торквани. – Что такое «Клевер»?

– Да, конечно, то есть нет, – всё так же робко кивнула, а потом помотала головой Таная.

– Понятно, да и зачем тебе, – вздохнула торквани. Она аккуратно присела на край той же колоды – годы не щадят ни людей, ни торков, да и ни одну другую расу Клевера, разве что спрашивать с нелюдей они приходят гораздо позже.

– Слушай внимательно, – проворчала она, – повторять не буду.

Таная замерла, внимательно прислушиваясь к словам торквани: Са-Сефара заслужила уважительное отношение.

– Обитаемый Клевер – это четыре мира, четыре Лепестка: Желтый – мы, Зеленый – аталь, Серый – глеммы и Огненный, – скривилась торквани, – вы, люди. Посередине – Пестик. Магия, хальер, есть везде, кроме Огненного. Не досталось вам. А в Пестике этой хальер – вдесятеро. Понятно?

– Нет, – тихо произнесла Таная, словно извиняясь за непонятливость.

– О духи! – закатила глаза Са-Сефара. – В Желтом Лепестке шаман возьмет и срубит дерево, а тут – так же – лес снесет и не заметит. Силушки-то на десятерых. Теперь понятно?

– Понятно, – закивала женщина, – понятно, только…

– Твой парень – халь, – пояснила торквани, – только беда в том, что халь у нас жить не могут. Сейчас он горшок разбил, а подрастет… А ну как не понравится ему кто?

– Ох, – схватилась за голову Таная, – убьет не ровен час кого.

– Убьет – полбеды, – прищурилась торквани, – иного и убить не зазорно, воин крови не должен бояться. А вот сотворит чего такое, что и себя, и тебя, и весь наш Хайар снесет, вот тут ты чего будешь делать?

Танае, судя по лицу, как и любой матери, было наплевать и на себя, и на Хайар. Дитятку угрожает невесть что, какой уж тут Хайар?

– Сараси Са-Сефара, – невесть откуда вспомнила приличествующее обращение Таная, – что ж делать-то теперь?

– Сараси? – прищурилась торквани. – Нет, дочка, я не сараси.

Она замолчала, старые, но еще зоркие глаза остановились на какой-то точке над горизонтом, высматривая видимое им одним. Медленно-медленно торквани перевела взгляд на человеческую женщину:

– Сараси – это воины, это шаманы, сараси – это жизнь, дочка. – Она вздохнула. – А я не сараси, я просто старая Са-Сефара, которая скоро помрет тут, на окраине Пестика. Молчи, – оборвала она вскинувшуюся было Танаю, – просто так не помру. Перед смертью тебе еще помогу. Одна ты со своим сорванцом не справишься, мужик тебе нужен. И не красней, не девка.

Таная резко выпрямилась:

– Спасибо, Са-Сефара, но тут я сама разберусь. – Куда только девалась усталая перепуганная женщина? – За науку благодарю, а со своим ребенком попробую управиться одна.

– Не перечь, – сдвинула брови старуха, – твоего-то уже сколько лет как Твари забрали? Пацан – байстрюк байстрюком растет, ни вежества, ни силы своей не знает. Койку свою как хочешь огораживай – твое дело, а халь в Пестике воспитывать – это уметь надо.

Она поднялась. Резко, сильно, несоразмерно со старым, ветшающим телом. Темные глаза впились в лицо женщины:

– Ты что думаешь, кто-нибудь из Лепестков пропустит появление в Пестике халь? Никто. Как только парень выкинет чего значимого – тут же придут, – она сжала посох так, что и без того бледные старческие пальцы белыми полосами перечеркнули темное дерево, – и не могу тебе обещать, что с добром придут.

Торквани повернулась и, не дожидаясь ответа, молча двинулась вниз с холма.

– Днями пришлю, жди, – бросила она через плечо.