Николай Басов - Игра магий

Он начал снова, но на этот раз, кажется, более точно и внимательно… И вдруг рыцаря Сухрома осенило. Это было довольно странное состояние, будто он въяве видел сон, не закрывая глаза. Но он спал, сомнений теперь у него не было, и он видел незнакомую женщину, почти красивую, с сильнейшей магической властью, она даже пугала своей силой.

Она сидела в вычурном креслице, за ней был большой зал. Где-то совсем в отдалении мелькали чьи-то фигуры, значит, она была не одна, но существа, которые представлялись этими тенями, к женщине не приближались, кажется, они ее тоже побаивались, как и сам рыцарь.

Женщина находилась в чужом для нее месте, не дома, не в замке, если она была архимагичкой. А она, по всей видимости, именно и была — как и почему Сухром это понял, он и сам не мог бы объяснить. Мысли его перетекали трудно, будто медленная вода по сложному, каменистому ложу ручья, будто он сам вошел в речку и телом, что ли, представлением всего этого сложного сна чувствовал свои же мысли едва не вещественно… Он мог бы, кажется, подержать свои представления в ладонях, согреть их, размять немного, чтобы они стали не такими режуще-острыми, или вовсе — спрятать в ножны от какого-нибудь кинжала…

Он понял, что видит Сару Хохот. Он не хотел бы ее видеть, но как избавиться от этого видения, не знал. И был уверен — она-то и насылает бурю, но не совсем удачно, не сумев сломать их кораблик быстро и наверняка, не сумев их убить, избавиться от них вовсе… Может быть, потому, что находилась в чужом месте и это место или общее состояние не располагали к полному владению и использованию ее сил.

А затем вдруг, будто Сухрома сзади по затылку крепко саданули, он увидел перед собой знакомый лик Госпожи Джарсин. Она смотрела внимательно, даже вглядывалась во что-то… Скорее всего, не в него, не в рыцаря Бело-Черного Ордена, а как-то иначе, и это требовало от нее большого напряжения, она тряхнула головой, волосы ее рассыпались, но она подняла глаза и снова стала смотреть — еще внимательней. Она была сейчас сосредоточена, как острие боевой рапиры… Она подготавливалась к чему-то, чего он видеть ни за что не хотел бы, но избежать этого он, опять же, никак не мог. Джарсин стала шевелить губами, сначала не очень заметно, затем все более жестко, потом она почти закричала, вот только Сухром — хвала всем богам, нынешним, прошедшим и будущим, — ничего не слышал. А Джарсин продолжала колдовать.

С его сознанием, вернее, с возможностью видеть что-то произошло. Вид Госпожи менялся, будто рыцарь отходил от нее, и тогда стало понятно, что она сидит в чудном и сложно устроенном каменном кресле и перед ней в воздухе плавают искры… Она выбрала одну, охватила взглядом, и свободный прежде огонек подчинился ей, приблизился, неторопливо коснулся кожи Госпожи на щеке, перетек ей на лоб, потом чуть опустился куда-то между глаз… Сухром вдруг упал, его сознание, его способность присутствовать в этом мире почти полностью оказалась в распоряжении какого-то другого, необычного, невозможного существа. Он был раздавлен, смят, почти уничтожен, он даже сомневался, что теперь сумеет вернуться к себе прежнему.

Зато он был уверен — теперь Госпожа Джарсин знала все, что он когда-либо знал, или думал, или видел за всю свою жизнь. Еще бы — в ее распоряжении сейчас находилось все сознание рыцаря Сухрома, и это было ужасно…

Тогда она снова заговорила, и эту речь, даже зажмурившись, почти теряя сознание, Сухром по-прежнему видел… Четко, ясно, до мельчайшей морщинки на лице архимагички он видел… И лишь каким-то невероятным, небывалым усилием заставив себя видеть ее чуть более привычно, как обычные люди видят обычных людей, он стал понимать, что теперь еще и слышит ее, только не ушами, а всем телом и всем своим мышлением. Она говорила:

— …Сара захотела нам помешать. — Госпожа чуть усмехнулась. — Что же, это допустимо, согласно правилу Подчинения. Она решила, дуреха, что может меня ослушаться. Я вам помогу, а вы сделаете так…

Больше он уже ничего не понимал, ничего не мог себе представить… Он попросту отключился.

Возможно, буря еще продолжалась, так ему казалось. Он и мучился этим, и почему-то радовался, как радуется солдат, которого серьезно контузило, но он уже приходит в себя и знает — сейчас одурь, дезориентация пройдет, он поднимется, все же поднимется и примет в бою участие… Он не оставил своих, он сейчас к ним вернется, он все же остался живым, не погиб. В общем, довольно странное состояние это было.