Джин Вулф - Чародей

— Лук, алебарда, рыцарский поединок и рукопашный бой.

— Ты сказал «многих состязаний». Всего четыре?

— По стрельбе из лука на самом деле проводятся два состязания. Верхом и пешим.

Я кивнул и знаком велел Вистану удалиться.

Как только дверь за ним закрылась, Ури повалилась на колени и взмолилась о пощаде. Я заставил ее встать и сказал, что еще не решил, следует ли мне сохранить ей жизнь. Это была ложь: я не имел ни малейшего намерения убивать Ури, но счел нужным немного подержать ее в неведении, для ее же пользы.

— Я всегда любила вас, господин. Больше, чем Баки. Больше, чем… чем кто бы то ни было.

— Больше, чем королева моховых эльфов Дизири?

— Д-да, господин. Больше, ч-чем она.

— Хотя она никогда не предавала меня.

— Она не б-была рабыней С-сетра, господин. А я была.

— Баки тоже была рабыней Сетра.

— Д-да. — Она избегала моего взгляда.

— Когда Баки сломали позвоночник, ты не привела меня к ней, чтобы я исцелил ее.

Она вытянулась передо мной в струнку:

— Другие привели вас, господин, но вы не исцеляли Баки. Это сделал мальчик. Не этот мальчик. Другой.

— Тауг. Я хочу попросить тебя о трех вещах, Ури. Если ты выполнишь мои просьбы, я пощажу твою жизнь. Но никак не иначе. Ты меня понимаешь? Две мои просьбы суть простые вопросы, и тебе не составит труда ответить на них.

— Я ваша рабыня, — поклонилась она.

— Первый вопрос. Почему ты пришла, если знала, что я могу тебя убить? Ты не могла больше оставаться в Эльфрисе?

— Потому что вы не навеки здесь останетесь, господин. В Эльфрисе вы могли бы легко поймать меня вместе с вашим псом, — она указала на Гильфа, — и с вашей королевой и ее подданными. Я надеялась спасти свою жизнь покорностью и раскаянием.

— Ты говоришь смело, — заметил я, — но губы у тебя дрожат.

— От страха п-перед тем, кого они ж-желали бы п-поце-ловать, господин.

— Ладно, не будем об этом, Ури. Ты пришла. Я ценю твой поступок. Безусловно, он говорит в твою пользу.

Орг подобрался ближе ко мне, и я понял, что он собирается схватить Ури, как только она попытается пуститься в бегство.

— Вот вторая моя просьба. У граф-маршала есть книга, написанная в Эльфрисе.

Ури явно удивилась.

— Я хочу, чтобы ты выяснила, может ли он читать означенную книгу и есть ли у него какие-либо связи с Эльфрисом.

— Я постараюсь, господин. Я выясню все, что сумею.

— Хорошо. Вот третий, и последний вопрос. Он состоит из двух частей. Когда я ложился спать, кто-то предупредил меня, что среди подарков, привезенных Вистаном, есть один волшебный предмет. Это была ты?

Она кивнула:

— Я всегда стараюсь услужить вам, господин.

— Почему ты не задержалась, чтобы сказать мне больше?

— Я боялась. Как… как всегда, господин.

— Боялась магии?

Она помотала головой:

— Вас, господин.

— Магическими свойствам обладали все дары, мне преподнесенные? Или только один?

— Вы задаете вопрос, ответ на который уже знаете, господин.

— Значит, тебе не составит труда ответить на него и тем самым спасти свою жизнь.

Гильф поднял голову и недоуменно взглянул на меня.

— Только один, господин. Шлем. Вы сами знаете.

— Но я не знаю, чей это дар. А ты знаешь?

— Да, господин. Шлем отдала вам Борда. Я сама видела.

— У тебя есть предположения, зачем она сделала это?

— Нет, милорд.

Я внимательно вгляделся в лицо Ури, хотя мне редко когда удавалось понять по нему, лукавит она или нет.

— Совсем никаких?

— Никаких, господин. Мне попытаться выяснить?

— Не сейчас. Я надевал шлем, но ничего не произошло. Ты знаешь, в чем его секрет?

— Нет, господин, — помотала головой Ури. — Я сообщу вам, коли узнаю.

— Он внушает тебе страх?

— Да, господин. Как и вы.

Я пристально посмотрел на Орга, пытаясь сказать взглядом, что он не должен причинять никакого вреда Ури. Когда он вроде бы понял меня, я наклонился к мешку и вынул из него старый шлем. Когда я выпрямился, Ури яростно вырывалась из рук Орга. Я велел ей успокоиться и надел шлем.

Орг держал в своих объятиях существо из пламени и грязи, из навоза и горящей соломы, из полусгнивших потрохов, какие можно вынуть из нутра козы, сдохшей неделю назад. Гильф зарычал, словно видел точно такую же картину; и сам он был псом из чистого золота, с сердоликовыми глазами.

Через несколько дней после ночи, когда я видел яростно извивающуюся Ури в объятиях чудовища, сотканного из живых червей, открылся турнир. Означенный промежуток времени не представляет особого интереса. Ури я позволил обратиться в бегство, как только снял шлем. Тогда я не стал надевать его снова и не позвал Ури еще раз. Коли по ходу повествования мне придется обратиться к тем дням, я опишу их при необходимости.