Пол Макоули - Ангел Паскуале - Страсти по да Винчи

Они выбрались приблизительно в сотне brасcia от обочины дороги, идущей вдоль ограды поместья. За оградой бушевал в оранжевом пламени и красных всполохах пожар. Вилла была полностью объята пламенем, даже деревья рядом с ней загорелись и выбрасывали снопы искр в ночное небо. Чуть дальше, на развалинах ворот, плясало синее пламя «греческого огня». Фонари машин Великого Механика на другой стороне поместья поблекли на фоне пожара, их лучи шарили по небу, иногда пересекаясь, а грохот автоматической барабанной машины продолжал разноситься в жарком воздухе, смешиваясь со слабыми криками разбитых наемников. Неожиданно от стен повалил густой красный дым. Он все сгущался, принимая очертания злобного демона, но колеблющийся от жара воздух подхватил его и растащил в стороны.

— Кажется, последний фокус, — заметил слуга. — Вы, господа, можете отправляться. Я сам покончу с остальным, но для этого мне нужно получить обратно пистолет.

— Я был бы счастлив отпустить вас, синьор, но вы свидетель происшедшего. Вы нужны нам, поскольку можете рассказать о замыслах Джустиниани и судьбе тела Рафаэля, из-за которого может случиться война, — угрюмо произнес Никколо.

Рыжеволосый встал.

— Что ж, синьор, это едва ли меня удержит. Тело — ваша забота, а не моя. Что касается свидетельствования, вы забываете, я имею непосредственное отношение к смерти Рафаэля. Я не стану свидетельствовать в пользу собственного смертного приговора.

— Лишний повод выступить свидетелем, — мрачно сказал Никколо. — Вы были добровольным сообщником убийцы, синьор. Повешение — наименьшее наказание. В этом городе сжигают ведьм. Сожгут и вас, если вы откажетесь помогать.

— Я уже пережил одну попытку сжечь меня, — поведал слуга, — так что, прошу прощения, не стану искушать судьбу, а отправлюсь подальше.

Он шагнул вперед и только улыбнулся еще шире, когда Никколо поднял пистолет. Затем он отскочил в сторону, Никколо зарычал и нажал на курок. Раздался лишь сухой щелчок. Слуга быстро развернулся, оказавшись позади Никколо, и завернул руку ему за спину, заставив журналиста выпустить пистолет.

Паскуале успел ударить рыжего по голове, так что тот покачнулся, но, когда Паскуале попытался приблизиться, слуга сильно ударил его пистолетом по щеке. Паскуале отшатнулся назад, а слуга запрыгнул на камень. Он выбросил пустую обойму, вставил новую и разок выстрелил в воздух.

Паскуале с Никколо переглянулись. У Паскуале текла по щеке теплая кровь и капала с подбородка. Рана только сейчас начала болеть.

— Эта игра не стоит наших жизней, Никколо. Пусть уходит, — предположил Паскуале.

Слуга насмешливо поклонился, затем достал тонкий свисток, похожий на тот, каким городские свинопасы созывают своих подопечных, валяющихся в сточных канавах. Он выдул одинокую пронзительную ноту. Из-за деревьев, растущих на подъеме к оливковой роще, через которую Паскуале с людьми Таддеи шел к вилле, выступил человек. Он шел в их сторону медленно, не прошел он и половины пути, как Паскуале узнал в нем испанского шпиона.

— Полагаю, расстояние в самый раз, — сказал рыжий и поднял пистолет.

Паскуале видел, как на лице испанца отразилось изумление. Он потянулся к чему-то в сумке на поясе, и когда поднял руку, слуга быстро выстрелил три раза подряд. Испанец резко осел. Слуга тщательно прицелился и выстрелил еще раз. Голова лазутчика запрокинулась назад, он упал и в этот последний миг выпустил то, что достал из сумки.

Это была летающая лодка. Паскуале явственно видел, как она поднялась в ночное небо, ему даже показалось, он слышит шум от ее винта, но это было невозможно, потому что барабаны, барабаны, барабаны все еще били вдалеке, и пожар ревел, и наемники чародея все кричали и кричали в этом театре теней.

Слуга помчался по вереску, подпрыгивая и пытаясь схватить модель, которая взлетала выше, поднимаемая не силой собственных крыльев, а ветром, раздувавшим пожар. Она полетела в сторону, поднимаясь по дуге. Какой-то миг казалось, она поднимется над пламенем, лизавшим разрушенные ворота, но тут направление ветра изменилось, модель нырнула вниз и мгновенно вспыхнула. Сгорая, лодочка сделалась легче и снова поднялась как перышко в дыхании Господа, кружащееся высоко над полем битвы. И все кончилось.

Рыжий выбрался на дорогу и стоял, уставясь в небо, туда, где исчезла летающая лодка, словно надеясь, что она восстанет из пепла, как феникс. Когда он обернулся к Паскуале и Никколо, раздался негромкий треск, рыжий пошатнулся и упал вперед.