Урсула Ле Гуин - Маг Земноморья

— Сэр, все эти чары похожи друг на друга. Зная одно заклятие, ты знаешь, как сотворить другие. Но как только чары перестают действовать — исчезают и иллюзии. Вот сейчас я превращу эту гальку в алмаз, — что он и сделал, произнеся необходимые слова. А что же нужно для того, чтобы удержать чары надолго, навсегда?

Учитель посмотрел на алмаз, что сверкал на ладони у Джеда так ярко, как будто его только что похитили из сокровищницы Дракона, потом неожиданно произнёс: «Толк», — и всё вновь вернулось на свои места: кусочек серого камня тут же утратил недавний блеск и величие. Учитель взял гальку и сказал утвердительно:

— Это — камень, и «толк» — имя его на Языке Истины. Из этого камешка сложена наша Скала, да и большинство суши, пригодной для человека. Он — часть мира. С помощью магии ты можешь заставить его засиять алмазом, можешь сделать его цветком, мухой, чьим-нибудь глазом и даже пламенем. — И камешек поочерёдно принимал в руках мастера все названные формы, пока, наконец, вновь не сделался галькой. — Но это только иллюзия, способная обмануть наши ощущения. Иллюзия не способна изменить суть. Чтобы превратить камень в алмаз, надо изменить его истинное имя. А сделать это, сын мой, даже по отношению к ничтожной вещи всё равно, что изменить целый мир. Сделать это можно. Да, можно. И ты узнаешь об этом в классе Учителя Превращений, когда, конечно, будешь вполне готов к его наставлениям. Но ты не сможешь изменить вещь просто так, по прихоти своей. Ты не сможешь изменить ни гальки, ни даже ничтожной песчинки, пока не узнаешь всех путей добра и зла, пока не увидишь ясно всех последствий твоего вмешательства, ибо Мир — это Великое Равновесие. Магическая сила Изменений может отклонить Великий Маятник в ту или иную сторону. Магическая сила очень опасна, если она не соответствует Знанию и Необходимости. Свеча, загораясь, даёт и тень.

Учитель ещё раз посмотрел на гальку:

— А ты, знаешь, камень — хорошая вещь. Если бы всё Земноморье было выложено алмазами — представь, что за скверная жизнь была бы у нас тогда. Наслаждайся иллюзиями, малыш, и пусть камень остаётся камнем, поверь мне.

При этих словах старик улыбнулся, но Джеда его ответ нисколько не удовлетворил. Стоит только прижать покрепче мага, потребовать от него раскрыть какой-нибудь секрет, и все они начинают говорить на один лад, как Огион, о каком-то равновесии, об опасностях и тьме. Но если он — маг, если он вырос из этих детских увлечений пустыми иллюзиями и может постичь искусство Изменения, значит, он обладает достаточной властью и силой делать всё, что пожелает, и Великое Равновесие ему не помеха: Тьма и Свет подвластны воле его.

Выходя из классной комнаты, Джед встретил в коридоре Мориона.

— Что так сумрачен, Перепелятник, — сказал тот, — опять с заклятием не справился, что ли?

Джед решил не уступать противнику и держаться на равных:

— Мне надоели все иллюзии. Они годятся только для праздных сынков высокопоставленных особ, чтобы веселить публику. Единственное, что я узнал здесь дельного, так это то, как управлять ветром. Всё остальное — сплошные глупости.

— Даже глупости в руках дурака опасны, — отпарировал Морион.

Это было хуже, чем пощёчина. Джед сделал шаг вперёд, но Морион вежливо поклонился и пошёл дальше по коридору, как будто ничего не произошло.

И тогда Джед, оскорблённый до глубины души, поклялся, что он отомстит Мориону, но не в простой дуэли — кто лучше сотворит иллюзию, — а в испытании Истинной Властью.

Джед даже не задумывался, почему Морион так его ненавидит. Собственная злоба ослепила его. Постепенно всем стало ясно, что Джед превосходит всех по способностям. «Он рождён магом, ему нет равных», — говорили ученики, одни с уважением, другие с завистью. Только Морион по-прежнему молчал и снисходительно улыбался. Морион — вот камень преткновения, который надо уничтожить. Его надо посрамить, унизить, чтобы все видели его ничтожество.

Джед даже не замечал, что в гордыне он уже нёс в себе ту опасность, ту тьму, против которой и предупреждали его наставники.

Когда гнев оставлял Джеда, и он спокойно мог смотреть на мир, то рассудок подсказывал ему, что Морион — не соперник, что думать надо о другом, и тогда работа спорилась в его руках, тогда учение и совершенствование в искусстве магии шли легко и непринужденно. К концу лета учёба стала уже не столь строгой, и теперь оставалось больше времени для спорта: магические гонки на лодках, фестиваль иллюзионистов в Большом Доме, а по вечерам — игра в прятки, где все были невидимыми, и только смеющиеся голоса бегали по бесконечному парку и пустынным холлам Большого Дома. С наступлением осени, посвежевшие, семинаристы вновь приступили к изнуряющим занятиям, которые так нравились Джеду.