Мария Хлодвиг - Хелена

Сомнений быть не могло — за возможность искупить чужой грех, Далиан заплатил богине жизнью, а заодно и посмертием. Совсем ещё юный… Должно быть, он боялся умирать.

"За жизнь Андрэ я заплатила любовью богини. Достойная цена за величайшую драгоценность".

— Мы близнецы, сыновья наследника рода Лерьэн и одной из его многочисленных любовниц. Когда нам исполнилось двенадцать, отец признал нас, забрал от матери и представил новой семье. Я и брат старались добиться их уважения, но в те времена Дерзкие ценили только воинов. В материнском доме мы не обучались военному делу, и потому всегда проигрывали родичам-сверстникам.

Болезненно-хрупкий, нежный, даже отчасти женственный Далиан мало походил на бойца. Если бы не характерная линия скул и зелёные глаза, я бы вообще не признала в нём Дерзкого. Должно быть, его мать была танцовщицей или менестрелем — последователи Эва отрицают насилие и считают, что почти все проблемы можно решить словом; в этом духе они воспитывают и детей.

"Бедняга родился не в то время. Сейчас ему было бы легче… Хотя кого я обманываю?"

— Однажды отец взял меня и брата вместе с другими мужчинами рода на битву. На фамильных землях объявился отряд наёмников — их лидер решил воспользоваться слабостью Лерьэнов и захватить часть наших владений. Говорили, будто в его жилах текла толика благородной крови… гораздо более благородной, чем у Дерзких. Откупиться от него не удалось, убедить — тоже. Оставалось лишь разбить его людей в сражении, но наёмники были лучше вооружены и подготовлены.

Помочь нам могла лишь хитрость. Одна из моих сестёр — о, отец не упускал ни одной возможности бросить семя в плодородную почву! — родилась с даром творения иллюзий. Её способностей едва хватало, чтобы одурачить полсотни мужчин, но дед решил рискнуть. Мы должны были напасть ночью: внезапность, знание местности и чары выступали на нашей стороне. Я и брат радовались как маленькие, что нас наконец-то признали достойными, — дух криво усмехнулся и с горечью произнёс: — Мы были глупы. Разве убийство делает отрока мужчиной?

"Суровые времена рождали жестокие нравы. Защищать себя и других любой ценой — вот что значило быть взрослым тогда. Ты умер совсем ещё мальчишкой, Далиан".

— Мы проиграли, а мой брат попал в плен. За него запросили выкуп — чересчур большой для благородной, но бедной семьи. Я несколько дней упрашивал отца всё же заплатить, но он лишь повторял, что если отдадим деньги за брата, то не сможем пережить зиму. "Один не стоит всех", — говорил наследник Дерзких. Я силился, но не мог его понять. На третий день уговоров отец привёл меня к домашнему алтарю Эва. "Молись, сын", — сказал он. — "Если бог любит нас, Он откроет иной путь".

Я просил, умолял, даже угрожал…Чуда не произошло. Эву была отвратительна вся наша семья; все, в ком текла хоть капля крови Лерьэнов.

"Не хотела бы принадлежать к маленькому гордому роду, еле сводящему концы с концами. Ах да — в фантазиях папы так оно и есть".

— Месяц спустя до меня начали доходить слухи о брате. Говорили, что в плену он сломался. Что приглянулся сильнейшему воину и живёт с ним, как жена с мужем. Что стал невероятно жесток. Что убивает безо всякой причины. Что пытает других пленников. И многое, многое другое, но всё — мёрзкое.

День за днём я твердил себе: люди лгут, брат не мог впасть во тьму. На меня смотрели с жалостью: в семье знали, насколько мы были близки.

А однажды весной, когда никто, даже я, не ждал, он вернулся. Сказал — сбежал. Ему поверили, — призрак усмехнулся. — Он словно и не изменился за месяцы плена. Никто не заподозрил неладного. А слухи… Да про кого они только не ходят! — так думал я, отец, дед и другие Дерзкие.

Лицо Далиан исказила мука. Мне стало жаль его: предательство всегда удар в спину, но вдвойне тяжело получить его от близкого человека. Даже врагу не принято желать подобного.

— Но всего через десять дней после возвращения он, дождавшись ночи, убил стражей и открыл ворота врагам. Когда измену обнаружили, было уже поздно. Брат даже не стал оправдываться: спокойно признался в предательстве и с улыбкой протянул меч отцу. Он попросил его убить сына во второй раз, дабы уважить Земши, требующего порядка во всём. Незадолго до этого брат признался мне, что давно ощущает себя живым мертвецом, но я тогда принял его слова за дурную шутку.

"Предательство порождает предательство. Брошенный отцом, нежный мальчик обернулся демоном. Демоном? Хм, а ведь и правда…"