О`Санчес - Зиэль

Тем не менее, события на южном направлении Морева сумели меня удивить, и крепко удивили!

Одно дело – я, бессмертный и бесконечно могущественный, который и Мореву не по зубам… скорее, напротив… Однако ведь и мне пришлось отказаться от мысли победить ее своим Брызгой!.. Подозреваю, что даже и Черниллой утомился бы я махать, вырезая сию пакость поодиночке и рядами… И великаны мои каменные стоптались бы до подметок прежде, чем хотя бы уполовинили эти безглазые сгустки… Уж кто-кто, а я лично, своими руками, глазами, ногами, ушами, мыслями – прочувствовал почти неиссякаемость пресловутого Морева… одной четверти его. И все-таки воинство маркизов Короны свершило невероятное, невозможное; полагаю, что в пределах империи и за ее пределами никаким войскам не дано было бы повторить их подвиг: в долину, к Гнезду, в окрестности главного замка маркизов Короны, безглазые прорвались, но не бесчисленными ордами черных слепых безмолвных ратников, не единой всесокрушающей лавиной, а разрозненными ручейками и отдельными каплями… Надолго ли так? Подозреваю, что в ближайшее время эти ручейки пополнятся, сольются опять в смертельный поток и захлестнут Гнездо, вместе с его обитателями и защитниками, ставшими у них на пути… И хлынут дальше, в нутро Империи… Однако на сей миг – почти остановили, почти проредили! Иначе бы не добраться живыми до замка воспитанникам моим, юноше Лину и зверю Гвоздику, вместе с их спутниками, которым я посоветовал попытать удачи здесь, в уделе…

Да, да, сударь Хоггроги, ты по праву мог бы гордиться гибнущими войсками удела, если бы мог видеть, на что они оказались способны в последней своей войне, но тебе некогда, ты и сам по уши занят сражением все с тем же поганым и неизбывным Моревом… Мысленно я на твоей стороне, маркиз, и совершенно не возражаю, и даже хочу, чтобы тебя хватило подольше.

Татеми Умо небрежным движением пальца закрыл все раны и порезы на теле Цаги Крикуна, могучего предводителя наемного отряда воинов черных рубашек и единственного живого из них. Вылечил и отвернулся. Теперь все внимание мага вновь было сосредоточено на той стороне моста, на поле битвы, теперь уже сплошь заполненном страшным и безмолвным вражеским войском. Понемногу вечерело.

Цаги Крикун все еще сидел на земле, уже по-зимнему холодной, леденящей, несмотря на подстеленную под задницу попону, икал, терпеливо содрогаясь от приступов тошноты, непременно сопровождающих всякую лечебную магию, а над ним уже нависло тяжелое брюхо герцога Когори Тумару, рыцаря и главнокомандующего почти подчистую истребленного войска.

– Цаги! Ты… вот что… Попей, поешь… Вот мясо, держи, оно магией пропитано, жри как следует, с запивочкой, оно скорее кровь в тебе пополнит. Отдыхай, восстанавливайся и жди своей очереди. Будешь вон с тем молодцом держать выход с моста.

Цаги повернул голову, куда указано, и тут же кивнул, мгновенно поняв что к чему. Да и трудно было не понять, дело-то не из сложных…

Пространство за мостом вплотную забито черными. Узкой и плотной лентой в два ряда они движутся по мосту, с тем, чтобы переправиться на эту сторону. Однако, в одном шаге от имперской земли, их встречает меч седого рыцаря Санги Бо: Санги Бо скупыми и короткими ударами сечет безглазые головы и те, вместе с телами (я это видел как сгустки странной маны, побольше и поменьше), падают вниз, в пропасть, ибо рыцари заранее обрубили боковые поддерживающие канаты, так, чтобы наступающему врагу легче было кувыркаться в бездну.

– Смотри, Цаги: как рыцарь Санги Бо устанет, так его сменит рыцарь Хоггроги, потом я, а потом уже вы вдвоем с рыцарем Керси Талои. Ну и потом опять Санги, и так по кругу, пока нам всем не надоест. Сударь Татеми Умо от махания мечом и секирою освобожден, по ветхости возраста, а также потому, что у него есть дела и поважнее. Все понятно?

– Так точно, ваше высокопревосходительство!

– Ты не вскакивай, а сядь, сидя жуй. Жуй, и на превосходительство не отвлекайся, говори светлость, оно и короче, и силы сбережешь.

– Так точно, ваша светлость!

– Вот, другое дело. Еще вопросы?

Цаги отрицательно помотал туго набитыми щеками. У него были наготове вопросы, много вопросов и недоумений, да только Цаги Крикун с безусой юности научился понимать походную жизнь и хорошо знал все изнанки и таинства военной службы: его светлость ни на какие посторонние вопросы отвечать не собирается, а вот дать пинка, прямо по голове, может запросто, ибо его светлость не терпит возражений и умничанья от простых воинов. Он и рыцаря может приструнить так, что тот на годы вперед запомнит… И кулачищи у его светлости – ох, тяжелые, до сих пор зубы и ребра поскрипывают… А так – конечно, хорошо было бы узнать: что это за гадость такая на них навалилась? Рубишь ее, на части полосуешь – а она хоть бы что: без крика, без крови… И долго ли они будут этак вот по кругу сменяться, мост защищать? И почему со столь малым войском прибыли сюда? И почему погубили полки на той стороне, вместо того, чтобы держать легкую оборону на этой? И почему бы вообще – не обрубить канаты, поддерживающие мост, и тем самым, не обрести безопасность и долгую передышку? Цаги уставился на тусклое, едва трепещущее свечение знамени черных рубашек: ого! Значит, держатся еще ребята! Сколько их, где они там? Подумал и едва не подавился стыдом, осознав тупость своих мозгов: знамя именно из-за него одного светиться продолжает, потому что он, Цаги Крикун, жив, единственный из всей дружины черных рубашек. Эх… Бились они как надо, нарубили этих слепошарых будь здоров! Да толку-то – их вроде как и не убавилось ничуть.