О`Санчес - Зиэль

Но – боль… Боль вдруг родилась во мне и кольнула человеческое сердце… Я даже скривился от неожиданности и замычал… Не завыл, а так… захныкал, заохал про себя… Людям положено так поступать – а я ничем никого не хуже! Откуда она взялась? Почему оно так сжалось?

Ах, вот в чем дело… Гора, вынужденная терпеть мои бесцеремонные понукания и слушаться их, разъярилась не на шутку и теперь неустанно плескала вокруг себя все новыми и новыми потоками смертоносной лавы… Накопила за тысячи веков… Да, это вам не восемь десятилоктевых гномиков, топочущих на клочке пространства! – вся моревная нечисть в округе махом была стерта с лица природы, словно бы не было ее никогда… Или, быть может, самые что ни на есть мелкие остатки ее, чудом уцелевшие там и сям, все еще догорали по краям предгорий…

Ох, как больно, оказывается, бывает чувствительным людям! Да, случилось именно то, что и обязано было случиться при данном развороте событий: выйдя из каменных берегов, расплавленная суть Безголовой добралась и до озера! Озера, в которое случайно, из мимолетной прихоти, я вдохнул частичку собственного бытия! А теперь оно умирало в невыносимых муках, вместе с живностью своею, вместе с водами и нечистями, вместе с заводями и омутами, вместе с вековечной своей красотой. Целый мир, царство, в котором оно долгие, долгие века и тысячелетия было единственным повелителем, даже божеством, дарящим жизнь и счастье обитателям своим… Способным остановить лесной пожар любой мыслимой силы, запросто проглотить сотню-другую молний во время грозы, уцелеть перед многолетней засухой, вместе с подданными своими… Озеро стонало и корчилось, не в силах пусть даже на единое мгновение оттолкнуть от себя, пригасить беспощадный огонь, по моей вине, по моему приказу проникший в нутро его… Оно просило у меня о помощи… Напрасно: помогать природе – обязанность богов, а я не бог. Я чувствовал эту боль, ибо она была частью моей боли, а погибающее озеро было частью меня самого… Но на этом наше с ним сходство и родство завершилось: я повздыхал, постонал и остался жить дальше. Предполагаю, даже, что я испытал жалость…

А оно умерло навсегда.

Утратить честь можно, а продать ее – увы, нет: она умирает навеки от первого же ценника. Несколько иное дело – человеческая жизнь: каждый воин в бою, на исходе земного своего бытия, стремится продать ее подороже, вот только плату за нее он берет не жизнями чужими, а смертями.

Рыцари перебрались на восточную сторону моста, и молча стояли там, где начинались (или заканчивались, смотря откуда считать) имперские земли, в то время как на варварской, на западной стороне гвардейские полки рубились с черными безглазыми ордами… Давно закончились стрелы в колчанах, да и не было в них толку: безглазая жуть поддавалась только на прямые рубящие удары, мечом, либо секирою… Морево породило довольно странных воинов: те шли и дрались напролом, также мечами и секирами, напоминающими имперские, но – тупо, без выдумки. Если предоставлялась возможность обменяться смертельными ударами с имперским ратником – они тотчас шли на этот обмен, не пытаясь выгадать, уклониться, спастись… Убить безглазого было нелегко, а ранить невозможно: либо он продолжает наседать, с глубокою бескровною дырой в боку, либо валится мягко наземь, без вскрика, без стона, без проклятия даже… Колдовства в них нет, равно как и на доспехах и на оружии… Они сами сплошное колдовство: жуткое, тихое, неумолимое…

– Отдышался, Лаббори?

– Так точно, ваше высокопревосходительство!

Один из трех воинов, выдернутых маркизом Короны из самого пекла, метнул благодарный взгляд на своего спасителя и вновь уставился на прямого начальника, Когори Тумару, продолжая тянуться по стойке смирно. Было хорошо слышно и видно, как там, за мостом, тают человеческие силы в битве с безглазым воинством, и трое спасенных особенно остро осознавали, насколько близко подходил к ним тот рубеж, за которым ничего нет, кроме тишины и мрака…

– Вольно стой, не на параде. Видел, как твоего друга, Тогучи Менса, раскромсали?.. Было бы прямым расточительством и тебя потерять – все-таки выращивал, выращивал… Сейчас я записочку набросаю, повезешь ее в столицу, Его Величеству лично. В записке все будет сказано. Записка важная, поэтому с тобой поедет… один сопровождающий, больше мне просто не выделить… Как тебя, дружище?

– Дери Исар, ваше высокопревосходительство!

– Будешь сопровождать сударя Лаббори Вая, он старший, вот вам обоим колдовские слова на пайзах: старшего пристукнут, стрелой или как, – ты этим заклинанием тут же свиток снял с мертвого тела, им же его пайзу к себе перебросил, дальше поскакал, без оплакиваний и суеты. Все понятно?