О`Санчес - Зиэль

– И что потом?

– Да ничего, Санги. Почему-то я до сих пор подозреваю, что он не убил его до смерти и даже оставил престолонаследником. А как именно это происходило – не слышал, за дверями стоял.

Все трое рассмеялись, а Когори Тумару громче всех, ибо последними словами ему удалось утереть нос своему старому другу, насмешнику Санги Бо.

Когори Тумару, самый осведомленный человек в империи, если конечно, не считать меня и покойного императора, мог бы добавить к своему рассказу много любопытного, например: по странному стечению обстоятельств, некая сударыня, фрейлина Ее Величества, уязвившая засосами шею и грудь престолонаследника в позапрошлую ночь, часть прошлой ночи провела на ложе Его Величества и с ним вела себя куда как более скромно. Император и Глава имперского сыска об этом совпадении знали, а принц Токугари – нет… Или еще: один из любимчиков императора, хитрющий канцлер Бенгироми Лаудорбенгель, сбежавший от монаршей грозы якобы по неотложным посольским делам (проверяй, не проверяй – причина безупречна, не подкопаешься!), после того случая на несколько лет попал в глухую немилость к своему государю, немилость ни единым словом вслух не проявленную, но тем не менее, очевидную для всех опытных царедворцев. Это был долгий и тяжкий урок, лет пять он длился, но усвоили его все «ближние», а не только хитромудрый и робкий канцлер Бенги. И только когда однажды, через несколько лет, государь, после очередного совета в этом же кабинете, прилюдно отвесил шуточный подзагривник своему канцлеру и оставил его одного на совместный полдник, только тогда все поняли: старая история, наконец, завершилась и придворный прощен. Канцлер от пережитого счастья в тот же вечер свалился с сердечным приступом и провалялся неделю дома, в ущерб важным делам, но государь на сей раз оставил все без упрека, ему это даже польстило.

Много поучительного, забавного и странного из дворцовой жизни мог бы рассказать Когори Тумару своим друзьям, без боязни выдать государственные тайны в ненадежные руки, ибо знал, с кем имеет дело, я даже видел по его жирному лицу, как желание поболтать еще о чем-нибудь этаком – несколько мгновений боролось в нем с привычкой к сдержанности… Привычка победила.

Костер, за которым скромно пировали рыцари, был расположен локтях в пятидесяти от «верховного» шатра, обиталища главнокомандующего походным войском рыцаря Когори Тумару, а сам шатер – в пятистах локтях от навесного моста через пропасть, на восточной его стороне. Вплотную подле главного шатра стоял другой, поменьше, принадлежавший главному походному колдуну Татеми Умо, которого Когори Тумару невзлюбил прочно и с первого взгляда. Навязал его для похода лично император и сие не подлежало обсуждению, несмотря на то, что старый император уже мертв, а новый ничем не подтвердил полномочия назначенного колдуна.

– Толку от него ни малейшего не предвидится, – высказался однажды Когори. Его единственный слушатель в тот миг, Санги Бо, неопределенно хмыкнул в ответ, но ни одному из них даже в голову бы не пришло оспаривать приказ покойного государя.

Татеми Умо воителем не был, в рыцарских посиделках и советах участия не принимал, большую часть времени сидел безвылазно в своем шатре, вновь и вновь перебирая поштучно свое немалое жреческое имущество: обереги, заклятья, порошочки, жидкости, предметы с волшебными свойствами… Если бы кто-нибудь из рыцарей захотел и смог заглянуть внутрь всегда бесстрастной оболочки старого колдуна, он бы с изумлением обнаружил все то же извечное, человеческое: сомнение в собственных силах, томление и трепет перед неизвестностью, ужас и тоску одиночества… Впрочем и воины для мага значили не многим больше, нежели выводок крыс и горстка мусора. Просто приходилось действовать совместно, выполняя повеление высших сил – о чем тут спорить?

Трое высших рыцарей, по предложению их предводителя, Когори Тумару, отправились в очередной, ставший уже привычным, обход по рубежам стоянки, за ними в свиту немедленно пристроились с полдюжины молодых и самых ловких дворян, во главе с Керси Талои, а я, тем временем, перелетел разумом своим к северной границе, туда, где ожидалось наступление своей части Морева. Кем ожидалось? Да мною одним и ожидалось, ибо в тамошних пустошах некому и некогда было чуять пришествие конца времен. На севере догорало роскошное лето, вот только-только начала его сменять яркоцветная, чуть более прохладная осень… Все в мире относительно: здесь, на изнеженном севере даже зима иной раз бывает мягче, нежели обычное лето в южных пределах империи.