О`Санчес - Зиэль

– Хогги, спаси нас пожалуйста… приди, ну пожалуйста…

И вдруг я понял, чего они там ждали!!! С глаз моих и разума моего словно пелена спала, пелена, которою, по моей же прихоти, я как глупец все себе и прикрыл, стараясь почаще быть человеком! Да, я понял!.. Нет, я не был глупец! Однако, и тут меня отвлекли… на несколько очень важных мгновений отвлекли…

Когда режут кабана – он верещит, но иначе, нежели когда режут свинку или малого поросенка. Чем кабан матерее – тем хрюки-крики гуще, басовитее… Вот с таким полурыком-полухрюком выскочил к мосту здоровеннейший малый – двое рыцарей едва успели отскочить – и, как до этого маркиз Короны, тоже туда, на мост! Высоченный, жирный, без доспехов, если не считать сапог, портков, рубахи да матерчатого треуха на круглой башке! По-моему, я где-то его видел… В руках только секира, но он ею чистит мост впереди себя едва не на бегу! А не много ли богатырей собралось в том странном месте…

Сияние возросло и свет его словно бы исподволь, по лучику, стал смешиваться с зарей будущего рассвета… Я узнал это летучее зернышко, ибо постиг природу его сияния… Я взревел так, что содрогнулась гора Безголовая! Впрочем, она и без меня продолжала содрогаться, ей одним грохотом больше, одним меньше… Ждать было некогда, я летел раздирая в клочки встречные ветра и самое пространство, воздушные лохмотья жарко пылали и осыпались вместе со звуками куда-то назад и вниз, не поспевая за мною… Скорее! Еще скорее!.. Я должен это зернышко добыть, времени для этого совсем-совсем немного… Сейчас оно осядет на камни, даст ростки… в миг между светом и тьмою, а он еще не настал… Но я успею…

Я летел, но продолжал внимательно смотреть за происходящим, ибо во мне, кроме лютого голода, вспыхнувшего при виде моей судьбы, все еще жило то человеческое, что зовется любопытством…

Хоггроги Солнышко рубился в самой гуще черной твари и оставался при этом невредим! Он совершенно явно подбирался к плывущему по воздуху огонечку, испускающему сияние, огонечек искал место и мгновение, где бы опуститься на землю… И невесть откуда прибежавший толстенный молодец рубится, и тоже пока жив… Нечасто мне доводилось встречать людей выше меня или Хоггроги Солнышко, ибо в каждом из нас росту – четыре локтя с пядью, а в этом увальне – четыре локтя и две полных ладони… И весом в полтора Когори Тумару! Ох, странный человек… Человек ли? Не бог и не демон, точно нет: весь из сала, мяса и крови. А буйный-то какой!

Маркиз Короны устал, он очень устал, так устал, как до этого лишь однажды, когда выполнял просьбу-приказ Матушки-Земли подать ей котомочку на клюку… Он вдруг вспомнил тот случай и удивился своей забывчивости… Ну, же!!!

Маркиз Короны, оказывается, сохранил в себе достаточно сил, чтобы подпрыгнуть, да так лихо, что и одному моему знакомому охи-охи не пришлось бы стыдиться! Маркиз прыгнул высоко и стремительно, по направлению к оседающему зернышку… К моему зернышку, для одного меня предназначенному! Скорее!!! Маркиз скакнул не просто, а с вывертом, усиливая вращением туловища скорость прощального бойцового прыжка, а взмахом обеих рук в развороте и без того чудовищную мощь и быстроту мечевого удара! Сам он при этом презрел защиту и был обречен закончить свой полет кусками окровавленной плоти на мечах и секирах черного воинства, но, похоже, это отнюдь не мешало его расчетам: главное – прыжок и удар, то, ради чего все они, здесь, на западной границе, потратили жизни свои! НЕТ!!! О, нет! А вот и да… Что-там зазвенело и грянулось вниз, вместе с маркизом – я даже смотреть не стал – а сияние взвилось высоко и исчезло… Этот жирный тоже ворочался и орал неподалеку. После маркизова прыжка на равнине хлопнуло так, что жирного, вместе с целой охапкой повисших на нем сгустков, кубарем снесло в пропасть благо она была всего в десятке локтей от него… Хваком этого малого зовут, я вспомнил, хотя и не видел его ни разу. Вернее, звали. Все кончено. Прошел мой искус, некуда лететь. Можно устроиться прямо здесь, на пару десятков долгих локтей восточнее места событий, сесть на камешек, разогнать по сторонам эти глупые тучи и еще разок посозерцать во весь голос рассвет, полную луну…

Докари Та-Микол понял, что отступать уже некуда и сил взять неоткуда, он заорал, вычерпывая через крик остатки жизни, которые он потратит на последний двойной удар мечом и секирою, прыгнул на черных, ударил… и не попал, и полетел, неуклюже загребая ногами, вперед и вниз, пока не грянулся грудью, лбом и носом в каменные плиты пола.