Владимир Воронов - Отродье. Охота на Смерть

Дым или пар, окутывающий призрачный силуэт, медленно спадал на землю. Внутри туманного силуэта призрачные языки сплетались в странный узор, то уплотняясь, то напротив, рассеиваясь. Вадиму казалось, что если моргнуть, наваждение исчезнет, став призраком тлеющего костра, кем-то забытого в чащи. Он моргал, но дух мертвой девочки не исчезал. Теперь стало совершенно ясно, что перед ним именно та девочка, о которой рассказывала старая повариха. Худенькое тело, тоненькие ручки, жиденькие косички с бледными поникшими бантиками на концах. Платье в горошек еле заметно трепетало на потустороннем ветру. Но самое страшное — это лицо привидения. Вадим почувствовал, как его сердце сбилось с ритма, когда из тумана показалось её лицо. Правильные черты, узкие поджатые губы, чуть вздёрнутый нос и…

Злые.

Очень злые.

Бездонные чёрные дыры вместо глаз.

Он пытался зажмуриться — безрезультатно. Смерть, ад, пустота или чёрт знает что ещё смотрело на него сквозь эти дыры в голове, парализуя тело, уничтожая душу. Вадим почувствовал, как из него уходит жизнь. Это было столь яркое пронзительное сосущее ощущение, что в нём взбунтовались остатки желания быть живым — и вырвались наружу, бессмысленным, бесполезным последним криком умирающего человека.

Крик ночной птицей пролетел сквозь вековой лес, унося с собой остатки надежды.

Вадим затих, полностью обессилив. Сжался в комок. Завалился на бок. Ничего не значащие слёзы потекли из глаз, падая в мягкий мох. Глаза мальчишки остекленели. Призрак ещё некоторое время постоял над голым телом, развернулся и медленно полетел прочь.

От земли отделились две призрачные сферы. Если бы он их увидел — без сомнения узнал. Они еле заметно светились тёплым светом недавней жизни. Ненадолго задержались рядом с Вадимом, попрощались и неспешно отправились вслед за новым провожатым. Зачем торопиться, если впереди вечность?

Арпеник проснулась от привычной трели будильника, мгновенно вынырнув из сна. Несмотря на то, что всю ночь ей снились странные незнакомые люди, которые говорили что-то важное, что-то, отчего у неё тревожно заходилось сердце, чувствовала она себя более чем прекрасно. Сладко потянувшись на мягкой перине, Арпеник учуяла вкусный запах гренок из кухни, про себя похвалила за заботу младшего брата, улыбнулась солнечному зайчику, проникнувшему в комнату сквозь тяжёлые портьеры, встала. Больше всего на свете она ценила комфорт, а ещё обожала хорошо поспать, именно поэтому с такой тщательностью обставляла спальню. Здесь всё располагало к отдыху, дышало уютом. Босые ноги привычно утонули в нежном ворсе прикроватного коврика. Заколка для шикарных длинных волос угольного цвета отыскалась в крошечном шкафчике, стоящем опять же поблизости. На нём её дожидался высокий бокал наивкуснейшего гранатового сока, приготовленный заранее — с вечера. Девушка сделала небольшой глоток, поморщилась и снова повалилась на кровать — эти первые минуты в начале каждого дня значили для неё чрезвычайно много: "Как встретишь новый день, так его и проведёшь!" — говорила мама. Она снова улыбнулась: без причины, просто, потому, что всё было хорошо, и окончательно забыла тревожные ночные сны.

В дверь настойчиво постучали:

— Сестра, давно пора вставать! Смотри — опоздаешь! Нехорошо…

— Я уже встала, спасибо за завтрак!!! Я тебя люблю!

Брат — ортодоксальный армянин, не позволял себе вольности зайти в её спальню и увидеть сестру в ночной одежде с распущенными волосами, но и, не видя его лица, она знала — он улыбнулся.

Их родители погибли больше десяти лет назад, оставив брата с сестрой одних на всём белом свете. Арсену в тот год исполнилось всего двенадцать, но он, как полагается мужчине, принял на себя заботу о чистоте фамилии и чести сестры: встречал её по вечерам, не позволял надолго оставаться наедине с мужчинами, приводил потенциальных женихов. Поначалу её это сильно раздражало. Она пыталась объяснить Арсену, что они живут не в Армении, а в Москве, где свои законы, на дворе двадцать первый век, в котором женщина не только жена и мать, да и вообще она старше его на пять лет — ничего не помогало. В конце концов, Арпеник смирилась, а брат начал закрывать глаза на её мелкие нарушения традиций. Единственное, в чём они никак не могли прийти к согласию, это то, что в двадцать семь лет сестра всё ещё не вышла замуж. Вот и теперь Арсен вернулся к излюбленной теме: