Елена Самойлова: Волчья верность

Не с пустыми руками в тот вечер заявился Радей в старостину избу — поклонившись гостям, преподнес он отцу Настасьи связку лисьих и волчьих мехов, пышных, искристых, а самой невесте — витое серебряное кольцо и полушубок из чернобурой лисы, такой, что когда Радей набросил его зардевшейся девушке на плечи, то восхищенно-завистливо ахнули все девки в просторной горнице, потому как шубку такую не стыдно было и столичной княжне по праздникам носить.

И впервые глаза Радея-охотника были цветом, что вышивка на подаренной ему рубахе — зеленые-зеленые, как молодая весенняя листва…

В тот же вечер отец Настасьи дал согласие на брак, только условие поставил — чтобы замуж его дочь вышла в начале осени, когда судьба наиболее благосклонна к молодым, закрома полны, а брак обещает быть крепким и счастливым. Ох, и засияло же радостью лицо невесты. Редкая улыбка тронула четко очерченные губы жениха, плеснула изумрудной зеленью на дно ласковых глаз. До самого утра продолжалось гулянье в доме старосты, и все это время не выпускал из рук хрупкой ладони своей суженой Радей-охотник.

Вот только злые заморозки в начале сухия после обманчиво-теплой зимы разом перечеркнули былые договоренности. Зверя в лесу становилось все меньше, все сложнее становилось охотится, все реже Радей возвращался с добычей. И что ему с того, если торговля бьет ключом всего через улицу от родного дома? Никогда торговать Радей не умел…да и учиться ему не с руки было. Не мог он складно нахваливать свой товар, как другие, не мог заставить себя выбежать на дорогу перед самой подводой, размахивая вещами на продажу. Не мог — и все тут.

И надо же было такому случиться, чтобы на Настасью положил глаз молодой парень, сын одного из купцов, не слишком отягощенный совестью, зато обладавший властью в виде звонких монет. И видно было, что не девицей купеческий отпрыск соблазнился, а ее талантом, искусством вышивать дивные узоры. Настолько, что к отцу Настасьи пришел. Да не просто так — а с даром в виде полной телеги добра и сватами, готовый хоть сейчас "обменять дары на невесту"…

Теплый ветер второй декады березня легонько шевелил молодую листву на липах, растущих неподалеку от Синих Рощиц, ласково касался незримыми пальцами заострившихся скул Радея-охотника, перебирал прижатые кожаным обручем волосы. Лес звал Радея, приманивая обещанием добычи в расставленных пару дней назад ловчих силках, да и гам в селе, превратившегося в базарную площадь, уже настолько утомил охотника, что если б не Настасья — давно собрал бы свои нехитрые пожитки да ушел куда глаза глядят, за Вельгу-реку или же в густые леса за Стольным Градом. Но как оставить здесь ту, при взгляде на которую сердце сладко сжимается, а на губах невольно появляется теплая улыбка? Как осмелиться сказать, что свобода дороже?

Никак, потому что без Настасьи любая воля будет страшнее неволи, ведь как бы далеко он не ушел, сердце будет продолжать тянуть его обратно, и чем дальше идти, тем сильнее будет натягиваться незримая струна в его душе. До звона, до боли, до беззвучного вопля.

Радей едва заметно улыбнулся, мягко ступая по обновленному травяному покрову, и глядя не столько себе под ноги, сколько окрест. На залитых солнцем полянах в траве виднелись белые звездочки мелких цветочков с крепким, сладким ароматом — "эльфийская греза" распускалась только в березне, и цвела лишь несколько дней. В этом году Настасья еще не плела венок из этих "звездочек", и надо бы успеть, пока "греза" не отцвела.

Охотник замедлил шаг, сворачивая к небольшой полянке, над которой уже плыл незримый шлейф сладковатого аромата. Настасью-то он и встретил впервые в лесу, когда наспех сплетенный венок из "эльфийской грезы" рассыпался прямо у нее на голове, и мелкие белые цветочки весенними звездами запутались в гриве полночно-черных распущенных волос едва ли не до колен. Встретил — и понял, что пропал. На пороге четвертого десятка весна солнечным лучом пробилась в его сердце, оставив там свой золотой след и навсегда связав его с кареглазой, немного нескладной девкой с "эльфийской грезой" в волосах…

День пролетел незаметно. Казалось бы, солнце только что ярко освещало землю золотистыми жаркими лучами — и вот оно уже клонится к горизонту, а тени становятся все длиннее и гуще. Радей, успевший к тому времени обойти поставленные силки, возвращался в Синие Рощицы не с пустыми руками, когда на въезде в деревню заметил небольшую телегу с вычурной, узорчатой обрешеткой. Захолонуло сердце дурным предчувствием беды, бросил Радей добычу в кожаном мешке прямо у ворот — да бегом припустил к Настасьиному дому. Бежит, а в душе все разрастается предчувствие беды, а уж когда влетел он на истоптанный подкованными копытами двор — так и вовсе сердце екнуло.