Юлия Барановская - Мгла

Они влекли меня, как влечет пламя свечи, грозя не согреть, но сжечь дотла в игре обманчиво нежного пламени. И я была готова к этому, ибо приносимая поцелуями огня боль была несравнима с той, что порождал холод в будто бы давно погибшей душе. И ради волшебного чувства, ради возможности впервые за последние годы быть живой, я последовала бы за ними и в места куда более страшные, нежели притаившаяся у западной части крепостной стены, куда нас под удивленными взглядами конюших ввели молодые графы. К стыду своему должна признать, что здесь я была впервые. А, потому шагнув под кров добротного каменного строения, ужасно растерялась не зная, что заслуживает моего внимания в первую очередь: высокие потолки, радующие глаз тяжелыми темными балками, стены, вдоль которых располагалось множество странных предметов, о свойствах которых я могла только догадываться, широкие лари, или усыпанный желтыми соломинками пол. Однако эта дилемма была решена, стоило мне перевести взгляд с убранства помещения на его обитателей.

Гостевая конюшня, куда и привели нас лорды, предназначалась для скакунов возможных гостей и обычно пустовала, радуя сторонний взгляд девственной чистотой денников, а от того нам не составило труда найти питомцев графов, одновременно заржавших, будто приветствуя гордо улыбающихся хозяев.

Но нам уже не было дела до столь явной демонстрации довольства, вне всяких сомнений безмерно красящей моих лордов. Ибо в этот миг солнце добралось и до денников, осветив их временных постояльцев, тянущих изящные головы навстречу хозяйским рукам, с потаенной нежностью пробегающим по широким лбам.

Рядом восхищенно ахнула Элоиза и, признаться, я вполне понимала свою младшую сестренку. Стоящие по ту сторону дверей денников животные казались живым воплощением изящества и силы, читающейся в каждом движении диковинных существ. Сильные лебяжьи шеи, сухие головы с чистыми, влажными глазами, неторопливая грация движений и матовый блеск гладких шкур — всё это говорило о породе. И вместе с тем, близость животных рождала во мне вполне отчетливое чувство страха, заставившего отступить на несколько шагов назад оказавшись, как мне казалось, вне досягаемости гигантских животных.

— Они прекрасны! — Не смогла сдержаться Элоиза, зачарованно рассматривая великолепных животных. — Даже Демон госпожи Селении уступает им в стати! — Воскликнула она, поправ тем самым недостижимое совершенство кумира, созданного ей же самой около полугода назад.

Признаться, госпожа Селения, гостившая у нас этой осенью, произвела впечатление и на меня. Но, в то время как сестра восторженно внимала словам бравой маркизы, я с все большим ужасом рассматривала нашу гостью. Не признающая платьев и светского лоска, давно сменившая веер на меч, а украшения на многочисленное оружие, хищно сверкающее среди её одежд, маркиза производила отталкивающее впечатление, став едва ли ни насмешкой над женской сутью.

Элоиза восторгалась её подвигами, воспевая героизм, проявленный ею на поле битвы. А я с отвращением взирала на изборожденные шрамами руки, на широкие ладони, украшенные не пеной кружев, но застарелыми мозолями и чувствовала, что вот-вот лишусь чувств. Меня пугали зычный голос и двусмысленные шутки, названные Элли «воинскими», а матерью «казарменными», непонятные предметы, являющиеся, судя по всему оружием, висящие, казалось, на каждом участке её затянутого в мужское платье тела. И узкий меч, с которым она не рассталась даже за пиршественным столом, вселял в мою душу не трепет, но неприятие существа абсолютно чуждого какому бы то ни было насилию. Отвращали насмешливые глаза, цвета застоявшейся воды, такие же чуждые и неприятные, как и их обладательница.

Почти такой же ужас вселял в меня и неизменный спутник странной маркизы — поистине гигантский смоляной жеребец, словно в насмешку над суевериями прозванный хозяйкой Демоном. Глядя на угрюмого вороного исполина, и более смелый человек испытал бы страх, пред этим зверем, временами и, правда, казавшимся пришельцем из бездны. Элоиза ходила за ней хвостом, бесстрашно пыталась приласкать показывающего зубы жеребца, а я вздохнула свободно, лишь в миг, когда за спиной черного исчадия и его ужасной хозяйки закрылись ворота.

Я не понимала её. Что может заставить благородную даму, дочь и ныне уважаемого семейства, оставить отчий дом и отправиться на войну, прибившись к одному из наемничьих отрядов. Терпеть холод и зной, дождь, снег и ночевки на остывающей земле? Не только сносить насмешки и шуточки солдатского отребья, ведать не ведающего о хороших манерах, но и превзойти их и в грубости, и в пренебрежении и традициями, и благовоспитанности. Оставить заботу не только о себе, но и доме, ради бесконечных сражений. Видимо, природа щедро одарившая Элоизу смелостью и любовью к авантюрам, не нашла их для меня, навсегда лишив меня возможности понимать столь экстраординарных особ.