Айя Субботина - Время зимы

Убедив себя в правильности решения, таремка кое-как расправила волосы, стараясь не думать о грязи под куцыми ногтями и потрескавшихся губах. Улыбнулась — светло и сладко, пока все до последнего не уставились на нее, внимая каждому слову.

— Непристало славным воинам прятаться от кучки глодателей костей, — сказала Миэ и голоса поддержали ее, все до последнего. — Пойдем к Острому морю. Что-то мне подсказывает, что нас уже давно дожидаются.

Дорога спорилась не так хорошо, как думала таремка. Потеплело, снег растаял, и даже ночная изморозь лишь слегка взяла грязь коркой. Ноги вязли в жиже, шаг замедлился, но решено было идти всю ночь, без остановок. Вскоре добрались до озера. Даже в черноте ночи было видна мутная корка на поверхности воды. Немного поразмыслив, поглядев следы, решено было идти дальше, на север. Кто-то предложил пойти через лес, на запад, чтоб не делать крюк и скорее добраться побережья.

— Ловушки в лесу. В такой-то темноте нам их не разглядеть, а обождать до рассвета — только время зазря потеряем.

— Да и здесь могут быть, глядите куда претесь, — предупредил Ярос.

— Знать бы еще, как они выглядят, ловушки эти, — сетовал кто-то позади.

— Так и шел бы первым, — предложил другой голос, обращаясь к Яросу.

Миэ чувствовала недоверие, что зародилось между северянами. Когда опасность миновала и прошла первая радость от встречи, все встало на свои места. То, что Ярос и двое с ним выжили, принимали с благодарностью, но во взглядах Миэ все чаще видела немой укор.

— Будем держаться леса, а перед Яркией повернем к берегу. — Наконец, решил Дорф. — Заодно и поглядим, куда шараши пошли. А то куда ни глянь — всюду наследили, твари поганые.

Кругом на пути появлялись зловонные лужи и куски обглоданных костей. Северяне начали перешептываться, уж не идут ли они прямиком в пасть людоедам, но Дорф, который взял на себя роль вожака, упрямо вел людей дальше. Когда он остановился, разглядывая что-то в грязи, мужчины мигом схватили кто чем вооружился и настороженно обступили Дорфа со всех боков. Между тем северянин вытянул то, что таремка сперва приняла за кусок оборванной ткани. И только присмотревшись, разглядела чешую. Крупную, хоть и не плотно сбитую, и порядком потрепанную.

— Тролль у них, — сказала волшебница и на всякий случай потрогала кусок шкуры пальцами. Чешуи оставались довольно тугими, но все же не такими крепкими, как должно быть. Судя по их размеру, чудище подошло к зрелому возрасту. — Линяет видимо.

Она нахмурилась.

— Плохо это, эрель? — Виля ее озадаченность, переспросил Урт. Банру шел своими ногами и в его помощи не нуждался, но северянин все время крутился возле волшебницы и после каждого случайного шороха, норовил прикрыть собой, словно взялся добровольным охранником.

— Плохо, — не стала лукавить Миэ. — Тролли в линьку злее натасканных псов становятся. Этот, — она потрясла ошметком старой кожи, — больше того, что пришел в Яркию в первый раз. Против него никакие мечи не помогут и остроги, и вилы.

Северяне тут же притихли. Даже безучастный ко всему происходящему Банру с любопытством посмотрел на таремку, так, будто она говорила на непонятной речи.

— Если будет достаточно огня, то и тролля можно одолеть, — степенно сказал жрец. Он потеребил переброшенный через плечо ремень сумки, задумался, отчего крылья его носа стали с шумом расходиться, выпуская тонкие струйки пара. — Масло нужно, смола. И много огня. Если найдется сера и воск, и еще немного кремневой пыли, я могу смастерить жгучие липкие смеси. Проку от них мало, но ноги вязнут, если угодить по неосторожности.

Миэ не очень понимала, какой из этого будет толк, но тутмосиец, наконец, очнулся от хасисова забытья. А раз так, то можно снова рассчитывать на жреческую святую магию.

— Нужно идти дальше, — решил Дорф. Он больше не спрашивал Миэ, что делать — роль вожака пришлась северянину по душе и остальные приняли его главным над собой. — Тут и свернем. Острое море уж близко.

Стоило путникам свернуть на запад, как буквально за сто шагов появилась первая туша. Мамонт издох давно, гнилостное зловоние расползлось много шире того места, где тухло порченное мясо. Таремка порадовалась, что сберегла катушки овечьей шерсти, которыми затыкала уши. Сейчас они пригодились в самый раз и, заткнув ноздри, Миэ шагнула ближе, чтоб осмотреть зверя. Мамонт был большим, его бивни почернели, истерлись и стали короче от времени. Старый, про себя отметила таремка, приложила ко рту рукав, и сделала вдох. Привкус во рту был такой, точно там испражнился свиной выводок. Северяне предупредили чужестранку, чтоб не совалась от лиха подальше, но Миэ собиралась сама убедиться, от чего умер такой гигант.