О`Санчес - Хвак

– Ну и не слушай, а только по такой цене такую прожорливую тушу – нет.

– Э-э, вот и видно, что не зря тебя Сапогом кличут: одна кожа, а души и нет внутри, только вонь. Морда твоя бесстыжая, вот что я тебе скажу! Да ты хоть знаешь, какими трудами товар нынче добывается? Да ты хоть головой когда думал в своем ремесле???

– Тихо ты, старая крыса! Зачем сразу орать-то? Ты еще в рожок погуди, стражей примани! Я-то как раз думаю, я всю жизнь тружусь и всю жизнь думаю, не менее твоего, а подумав – говорю…

Хавроша умерила голос, но продолжила гнуть свое, понимая, что только напором и наглостью можно сломить чужую наглость.

– Ты на брюхо евонное не гляди, умник, ты на руку его глянь, на одну и на другую… Нет, ты глянь, рот не вороти! Видел? У весельных рабов на галерах таких мозолей не бывает! Бери, да еще приплати за него половину от обычного – мы и тогда только-только квит на квит сочтемся, совершенно для меня без прибыли!..

Рядились и спорили торговцы рабами жарко, однако шустро, ибо собственная шкура – она еще подороже денег, а ремесло у них тяжелое: смерть всегда рядышком бродит, да премучительная!.. Сторговались, наконец.

А вся торговля шла на самом краю речной воды, в тайном месте, на мыске, на заброшенной пристани в приморском устье реки Балуф, каковую пристань торговцы и покупатели заранее наметили, задолго до этого уговорились, чтобы в условленную ночь прибыть туда с двух сторон, дело сделать ко взаимной выгоде – и разбежаться по надежным укрывищам, подальше от имперских властей. Ветерок с севера, морем пахнет вовсю, вода не сказать чтобы очень соленая, но уже и не пресная: даже звери подводные морские не отстали от ладьи, а рядом кружатся, плещутся где-то внизу, местную рыбную мелочь подъедают, в ожидании подачек от человеков. Звери – они хоть и не люди, но тоже по-своему умные, что морские, что горные, что гхоры, что акулы с горулями: где человек скопился – там непременно легкая пожива объявляется, главное – не прозевать… Ладья легкая, парусов много, палуба вровень с пристанью, почти впритирку стоит, одним прыжком переместиться можно с палубы на пристань, или обратно, однако трап над водою подстелен широкий, дабы не было при погрузке случайностей и потерь. Как только Хавроша деньги за очередную голову пересчитала – так сразу Косматый, по ее знаку, слуге покупателя конец веревки передает, а тот купленного раба на ладью переводит. Потом возвращается – и опять то же самое, и так должно быть до конца сделки. Дошла и до Хвака очередь – последним стоял – только вместо веревки за цепь Косматый держится, прежние вервия для Хвака непрочными оказались.

Взмолился Хвак, замычал безнадежно:

– Добрая госпожа Хавроша, пощади! Матушка Хавроша, не продавай!.. – Да только Хавроша уже монеты пересчитывает, за него полученные, в кошель пересыпает…

И Хвак совсем уже взором поник, но тут – мельк перед факелом – птер на столбике усаживается, чайка морская. Уселась, смотрит на Хвака, а глаза у нее синевой светятся сквозь ночную тьму. И чуется Хваку, что чайка точнехонько на него смотрит, и вроде бы недовольна! Сердитый такой взгляд! Как у той гхорыни…

И ровно в этот миг передал Косматый конец толстой цепи, которою Хвак был обмотан, в чужие руки. Дернулась цепь, натянулась: «пошли!» – дескать…

Хвак просеменил два шага – нет!!! Уперся толстыми пятками в деревянный настил – и ни с места. Человек, который из купцов заморских, сильнее за цепь потянул, но тут уж Хвак не на шутку встрепенулся, взора от чайки не отводя: растопырил ноги, насколько путы позволили, навалился задницей в обратную сторону, а сам опять, как прошлой ночью в сарае, надулся изо всех сил, живот и плечи напряг – аж стон из ноздрей!..

Дзын-нг! – Лопнула цепь! До последнего мига не верилось Хваку, что он и с кованым железом совладает голыми руками – ан получилось! И словно неведомые крылья подхватили Хвакову душу: у-у-уох! – в небеса! И-и-иэх! – обратно, в зыбкую тьму, где эти… которые пленить его хотели… в рабство забрать!

Освобожденною десницей выковырнул Хвак изо рта смоляную тряпку – выбросил подальше во тьму, а другою остаток цепи с шеи снял… и тоже размахнулся, чтобы выбросить… А в обрывке том локтя три с половиною…

Если и была на Хваке сонная одурь, заклятиями вызванная, то вся соскочила и улетучилась от яростного восторга: у разбойника, что собирался его уводить, полголовы как не бывало, даже вскрикнуть не успел – хороша цепь, тяжела в ударе! Ах, и ты еще!?.. Н-на! Главное, сударыню чайку не зацепить…