Распрягли коней, устроили постой. Воин храма Фарени лично проверил безопасность и удобства, почтенная Зорда выбрала светелку почище, детей решено было оставить на заднем дворе, в телегах, ибо дневной привал недолог: переждет полуденную жару высочайшая Малани, покушает в общем трактирном зале, как она любит, разряженная и накрашенная, в разговоре с воином храма, развлечется, если боги ниспошлют ей сладость какого-нибудь позволенного развлечения, и дальше тронется… А детей просто напоят и накормят, равно как и лошадей. Мыть, лечить, переодевать малышей будут уже потом, в храме, ныне же главное – чтобы живы добрались… Чтобы одного или одну из них в дальнейшее выбрать – для начала полная живая дюжина потребна, иначе гневаться будет богиня Умана…
Вдоль трактирного плетня, что задний двор от улицы отделяет, бабы то и дело ходить взялись, по своим бабьим делам будто бы, а сами на малышей косятся, и почти у каждой в глазах мокро: знают, что детишек-то ждет! Но защитные заклятья столь прочны и зловещи, что сунешь руку сквозь плетень – так и почернеет рука, и то и напрочь отсохнет… Не то что подойти к телегам – хлеба куска не подбросить маленьким, ибо они уже за пределами земного… А ведь совсем еще несмышленыши: смеются, сеном бросаются, вот опять в слезы… Может, кто из отчаянных деревенских баб и решился бы с заклятьями поспорить, броситься, да вкусного сунуть, утешить, нос утереть… Нет… Вон она… служительница, старуха с мертвым лицом, достопочтенная Зорда… охраняет… льдом от нее так и веет… Убьет и ресницею не поведет!.. А дома-то родные детки ждут, не сироты…
Казалось бы, вот только что – песню не допеть – был трактир полон желающими выпить-закусить, переждать в тени полуденную пору… Пуст уже трактир, словно могильным ветром всех оттуда повымело, ибо слух пронесся: лютая волшебница на постой зашла, а с нею преголодная богиня Умана тишком, невидимым образом…
Силен воин храма Фарени, умел и отважен: против любого рыцаря выйдет и запросто с победою вернется, даже безо всяких заклятий велик он среди сущих в бойцовых искусствах, но делать ему на всем долгом пути, почти что и нечего, ибо страх перед высокими служителями богини Уманы едва ли не сильнее зловещего их колдовства! Всяк пытается уберечься от дорожного знакомства с ними, да не каждому в том везет. Легче других в этом отношении трактирщикам, ибо от произвола силу и власть имеющих защищены они всей мощью хладных имперских законов, прямо попирать которые даже верховные жрецы и удельные властители не осмеливаются… Но и трактирщик трепещет, самолично подавая блюда на стол высочайшей гостье: убить она его не убьет, разорить не разорит, но… накажет своею властью – так всю жизнь икаться будет…
Ах, скучно высочайшей Малани: пуст трактир, не на ком развлечься! Воин Фарани жрет как тургун, но делает сие почтительно и молча, ибо опытен и отнюдь не глуп, и норов своей повелительницы постиг наизусть, вся его личность упрятана в гладкий и непробиваемый панцирь, выкованный из уважительности, верности, хитрого ума и артикула храмовой службы…
– Передник твой грязен, мерзавец!..
Ну, хлестнула разок, побежал прочь трактирщик, кровь со лба унимать, передник ни в чем не повинный менять… И дальше что? Грустно отчего-то… Одна жизнь заканчивается, другая вся впереди… перепутье. И где он, этот праздник на перепутье? Чем бы унять пожар счастливого нетерпения в обезумевшем сердце…
Хрясть!!! Хрясть!!! – обе створки трактирной двери настежь, едва с петель не слетели! И сразу же от входа перегаром дохнуло… Что это? Нечто огромное, жирное, сопящее… Сопение-то и рыки от него едва ли не впереди перегара прилетели в трактирную комнату…
Внезапный посетитель был очень высок ростом и весьма живописен… На весь свой вид – бродяга бродягой!
Нет, все-таки хрустнула правая дверная створка, об жирный кулак стукнувшись, и отвалилась, на пол громыхнула…
Прежде всего было заметно, что вошедший верзила в стельку пьян! И очень весел, несмотря на огромный синяк под левым глазом! Правую скулу его также украшал длинный кровоподтек, след удара оглоблею. И лоб, и подбородок! Шапка – не понять, какого зверя кожа – держится на самом краю затылка, серая, с вышивкой, рубаха порвана в нескольких местах, аж пузо наружу выглядывает, Сапоги прочной дорогой кожи, но стоптаны, сношены. Пояс вокруг пуза добер, и секира на поясе добротна, а вот портки зеленого бархата когда-то, видать, изрядных денег стоили, да ныне все в грязи и тоже с прорехами, едва ли не на заду! А сам зад столь обширен, под стать пузу, что ежели если эти портки снять, да в ширину расстелить для измерения, то…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу