О`Санчес - Одна из стрел парфянских

– Ты прав, братец, пытуемый не сумел бы рассказать ничего. Но он явно был готов к этому, он очень хотел что-нибудь рассказать… Как он кричал… Наши умеют так пытать? Фок?

– Да, Ваше Величество, еще и лучше, учиться здесь почти нечему. Хотя… кое-что… А пытал он и кровь пил напоказ, видимо догадывался о реавизорах. Угрожал, наглец. Он – нам.

– Беззубый, значит… Старый, да? Сколько ему лет?

– По нашим подсчетам и по визуально снятым характеристикам – все еще около ста земных лет. Для землянина это очень много, Ваше Величество.

– Да, Лара, я понимаю. Ну и? Через сорок лет он что – опять у мамочке в утробе очутится?

– Нет, Ваше Величество. Теоретически, через тридцать календарных лет, он обретет оптимум своей физической формы и будет пребывать в этом состоянии неопределенно долго, пока не погибнет. Или пока не кончится действие эликсира, но такая вероятность пренебрежимо мала.

– Ты умрешь предпоследним!.. – Патриарх Осененных вел себя так тихо, что о нем все забыли, но он присутствовал при показе, и как оказалось, был преисполнен впечатлениями. Указательный палец его был нацелен на Вардола, глаза лучились вдохновенным безумием пророка, он ликовал! И вдруг захихикал, засмеялся, захохотал во всю хилую грудь, словно пытаясь заполнить громаду императорского зала своим пронзительным тонким голосом.

– Аа-ха-ха! аа-ха-хаа! аа-ха-ха! Не забыл! Господь наш светел! Не забы-ы-ыл. Чад своих неразумных не забыл своей милостью! Я вижу Тебя, я иду к тебе, Господи! Тяжела немилость твоя, но высоки замыслы твои, Господи! Господи!!! Милость твоя сладка и прощение отрадно! Ты простил грехи наши тяжкие и принес в мир карающий меч! Грех – грехом выполот будет! Теперь – ваш черед, исчадия! Ваш, оллы! – Старик по-орлиному широко развел в стороны иссохшие руки и засеменил, закружился в нелепом танце. Тускло звенели кандалы на ногах, пронзительный голос его, не по телу сильный, отскакивал от пола и стен и уносился в высоту, словно молитва его дурацкому богу.

Император опередил Вардола и Фока: он дунул в старика и тот вспыхнул белым пламенем, без дыма и запаха, и белым пеплом осел на узорный паркет.

– Ладно, совещание окончено, подобьем итоги. Фок, насчет тебя молчу, все и так должен понимать и действовать соответственно… Стефания Лара, волею моей дарую тебе коэффициент «тридцать»…, да – «пятьдесят», не будем мелочиться. Но получишь его после окончания дела «Гром». Рассчитываю, что ты управишься до того, как у него отрастут зубы. Все свободны, кроме Вардола.

– … неужели ты боишься его, брат? Даже будучи неуязвимым и бессмертным, даже не встречая сопротивления, ему не перебить вручную двадцать пять миллионов населения. Он всего лишь эффектная, не спорю, но погремушка. Да еще и без зубов.

– Без зубов… Все так. Только вот был я с месяц тому в кумирне, ворожил, уж ты прости, на всех высших, искал заговоры, помыслы и сомнения, просил пророчества..

– И… что? – побледнел Вардол.

– Не там волнуешься, брат, естественны помыслы твои, не упрекаю. Был явлен мне твой лик и сказано со смехом: «он будет предпоследним». Можно двояко толковать сие пророчество: либо на мне закончится наша династия, либо на твоем преемнике, но сегодня я понял, что сбудется оно. И еще предсказано мне было, что буду укушен за сердце. Я раньше, до просмотра, думал – о тебе предсказание сие.

– Брат! Клянусь нашей матерью, не было в мыслях! Я не виновен!..

– Верю. Ты невиновен, я не виновен. Но зубы… Были в нашей истории прецеденты несбывшихся пророчеств?

– Нет, Ваше Величество, брат. Случалось, и нередко, неправильное разъяснение их.

– Угу. Вот мне и показалось, что десны у этого животного уже распухли. Понимаешь, брат мой? Я проверял: ты безнадежно бездетен, как, впрочем, и я, а значит, не на отпрыске твоем закончится династия. А значит, на мне, и ты будешь предпоследним. Если мы… чего-нибудь не придумаем…

Давай думать, брат, зубы уже растут.