Вера Камша: Синий взгляд смерти

Зашелестело: Ойген или Валентин давали понять, что прочли. Про Окделла, не про... Каролину Борн и ментора. Рудольф с женой, фок Варзов, Арлетта, Валмон... Если отыщется Алва, он тоже узнает, и всё. Капотта будет молчать, и никто и никогда не увидит его рядом с детьми, потому что их больше нет. Страшная старость, страшная и пустая.

— Нам уйти?

— Допить эти проклятые бутылки, пока они не скисли!

— Тогда нужно принести хлеба и мяса, — постановил Ойген. — Я займусь этим. Ты переживаешь больше, чем хочешь показать, но переживать не значит портить желудок.

Ойген этим займется. И этим тоже! О Леворукий и все твари его...

Глава 3

Нижняя Кагета. Замок Хисранда

400 год К.С. 21-й день Летних Скал

1

Это было хуже дожихи. Это было в четыре, в шестнадцать, в шестьдесят четыре раза хуже дожихи, потому что Зоя была одна, а казаронов — множество. Мало того, за каждым казароном катилась свита. Крутила усы, бряцала оружием, благоухала только что слопанным обедом и чем придется. Усугубляя суматоху, сновали слуги — разносили вино, фрукты и сласти, над которыми жужжащими тучками вились мухи и осы. Гайифец насекомых не терпел, как и пропитавших чертоги курений, напоминавших одновременно о клириках и морисках. Маршалу отчаянно хотелось сунуть нос хотя бы в пороховницу, заткнуть уши и закрыть глаза, но когда это командующему имперским корпусом удавалось избежать местного гостеприимства?!

Незнание языков превращало вырывающиеся из общего гула слова в лай, фырканье, гогот, визг. Верный Курподай не единожды выражал готовность переводить, Капрас вежливо благодарил, но до сих пор не удосужился воспользоваться помощью. Это становилось неприличным, и гайифец указал на двух красивых казаронов, окруженных немалой толпой.

Казарон в летах что-то со страстью втолковывал более молодому, тот время от времени отвечал, всякий раз отступая на полшага. Старший, напротив, продвигался вперед, размахивая перед собой указательным пальцем, на котором блестел огромный камень.

— Они оба из рода Шаримлетай, — объяснил Курподай. — Более молодой — Вариф-ло-Капрунчп, после Дарамы он стал очень богат. С ним говорит его двоюродный дядя по матери Поррехт-ло-Капабуна. Он трижды овдовел, и у него в прошлом месяце родился сын.

— Его каза... — Леворукий знает, как сказать, не казаронша же. — Его супруга умерла родами?

— Нет, она благополучно разродилась, умерли предыдущие жены. Теперь Поррехт-ло-Капабуна просит родича одолжить ему восемь тысяч на ремонт подъемного моста, так как замку угрожают набеги подручных Лисенка. Вариф-ло-Капрунчп деньги дать отказывается, ведь у него возникли многочисленные траты. Кроме того, он уже одалживал родичу большие деньги на похороны предыдущей супруги, последующую свадьбу и ремонт моста, но Поррехт-ло-Капабуна их истратил на празднования в честь рождения сына. Счастливый отец возражает. Он просил Варифа-ло-Капрунчпа стать одним из шестнадцати вторых отцов ребенка, и тот согласился, следовательно, упомянутые деньги являются даром новорожденному. Который теперь из-за невозможности поднять мост подвергается угрозе вместе со своей матерью, одиннадцатью единокровными сестрами и девятью братьями. Вариф-ло-Капрунчп...

— Спасибо, — прервал переводчика Капрас, — я понял.

На самом деле маршал не понял ни кошки, ему просто надоело. Туча казаронов пятый день клубилась в одном из доставшихся Хаммаилу замков Адгемара. Капрас по совету Ламброса задержался на два дня, надеясь пропустить хотя бы пиры, он мог пропустить еще столько же — ни казара, ни толку на съезде пока не наблюдалось. Туча, впрочем, не скучала. Разве может скучать казарон среди других казаронов, жареных баранов и винных бочек? Карло тоже не скучал — он злился на весь свет и Хаммаила, то ли набивающего себе цену, то ли получающего наставления от дражайшей супруги, в свою очередь живущей умом гайифской родни. То, что какая-то Антисса знает, что творится в Паоне, а маршал живет чуть ли не зимними приказами, вызывало желание кого-нибудь придушить. Если не дальнего Забардзакиса, то хотя бы ближайшего казарона. Капрас сдерживался, как сдерживался всю жизнь, но кипящая вокруг бессмыслица доводила до зубовного скрежета.

— Я не могу надолго оставлять корпус, — брюзгливо сообщил Карло Курподаю, предусмотрительно уступая дорогу оранжевому носатому смерчу, с саблей в руке преследовавшему меланхоличную золоченую гору. — Почему бы казару не запретить во время съезда кровопролитие?