Барб Хенди: Сестра мертвых

Янтарный свет разливался по грязному полу из очага, устроенного в стене глинобитной хижины. При этом скудном освещении видны были грубо сколоченный стол с табуретами, две низкие кровати, покрытые лоскутными одеялами, и прочие предметы нехитрой обстановки, все такие древние на вид, что и не вспомнишь, чей прадед или прабабка стали причиной их появления в доме. И хотя уже изрядно стемнело, высокая черноволосая девушка лет двадцати зажгла и поставила на стол лишь одну-единственную свечу, потому что даже и одна свеча была в этом доме предметом непозволительной роскоши.

Девушка отличалась статной, горделивой осанкой, из-под выгнутых дугой бровей смотрели темно-карие глаза, непослушные завитки волос выбивались из длинной, туго заплетенной косы. Под курткой из грубой шерсти на ней было синее платье, прикрытое изрядно поношенным и засаленным фартуком. Девушка ловко сдернула с огня котелок, переставила его на чугунную полку, чтобы не пригорела похлебка, а затем подошла к окну – единственному в хижине. Отдернув холщовую занавеску, она приоткрыла ставень и с тревогой вгляделась в темную деревенскую улицу.

Редкие прохожие сновали еще между жалких хижин – кто нес домой хворост, кто с ведром в руке направлялся к деревенскому колодцу. Девушка прикрыла ставень, задернула занавеску и, вернувшись к столу, поставила на него две глиняные миски, рядом положила деревянные ложки. Затем она достала с полки нож и полотняный сверток. Усевшись на табурет, девушка развернула полотно и, положив на стол полкаравая ржаного хлеба, аккуратно обрезала зачерствевший край. Больше ей заняться было нечем, и она сидела праздно, наблюдая, как в очаге понемногу угасает пламя.

И облегченно вздохнула, когда раздался стук.

Девушка не успела еще шагнуть к двери, когда снаружи мужской голос, низкий и безжизненно-гулкий, прорычал:

– Довольно церемоний!

Глухой удар, оглушительный треск дерева – и дверь хижины с грохотом распахнулась настежь. Лопнул кожаный засов, и на земляной пол посыпались щепки. Девушка отпрянула к столу, едва не опрокинув табурет.

В дверном проеме стояли трое – смутные силуэты, закутанные в плащи, лица скрыты тенью низко надвинутых капюшонов. Самый рослый из них как раз опустил ногу – в тот самый миг, когда разбитая дверь перестала содрогаться от мощного удара.

– В этом не было необходимости, отец, – заметил тот, что стоял рядом с ним – в черном плаще с капюшоном и высоких сапогах для верховой езды, руки затянуты в перчатки. Именно он, судя по всему, первый раз стучался в дверь и даже поднял руку, чтобы постучать снова, и лишь сейчас, осознав бессмысленность этого жеста, медленно опустил руку.

Третий пришелец молча держался поодаль, а тот, кого назвали отцом, в три стремительных шага оказался рядом с девушкой и схватил ее за горло.

Ей пришлось вцепиться в стол, чтобы удержаться на ногах. Рослый надавил большим пальцем на ее подбородок, развернул ее лицо, пристально вглядываясь в профиль. Даже и в таком положении она ухитрилась, скосив глаза, рассмотреть незваного гостя.

Пламя свечи отчасти высветило его лицо, полускрытое капюшоном. Глаза у него были светлые, почти прозрачные, как стекло, лицо бледное – куда бледней, чем у ее односельчан, исстари светлокожих. Длинный, с горбинкой нос, тонкие, властно сжатые губы. На руках у него были стальные наручи, под плащом, поверх кольчужной рубахи – темно-красный камзол без ворота. Пытаясь поудобнее опереться о стол, девушка на ощупь пошарила рукой по столешнице – и тут в ее ладонь впилось что-то острое.

– Это она? – спросил рослый, обращаясь явно не к ней.

Тот, что назвал его отцом, отступил в сторону, пропуская вперед, к девушке, третьего пришельца.

Он не шел – скользил беззвучно по полу хижины, и просторные длинные одежды на ходу плескались лениво, точно волны в озере черного масла. Отблески огня мерцали в черных складках, и казалось, что на колышущейся ткани то возникают, то исчезают вновь странные, едва различимые символы. Лицо его почти целиком скрывала маска из потертой кожи – виднелись лишь костистый подбородок и поджатые, старчески увядшие губы. Прорезей для глаз в маске не было. Тем не менее этот пришелец потянулся к девушке так уверенно, словно и впрямь видел ее… но костлявые пальцы замерли, так и не коснувшись ее щеки. Она попыталась отпрянуть – тщетно.