Татьяна Тихонова - Дьюри

— Беги… — прохрипел он, с силой сжимая руку. — Или убей меня! Ну! — крикнул он, что есть силы, — Лессо!!! Научи ее быть безжалостной!..

В эту минуту позади Харзиена мелькнуло полено и опустилось на его голову…

Дьюри, закрыв глаза, стал оседать на пол. А довольное лицо геммы Лоя участливо склонилось над ним. Я стояла, зажав рот руками, чтобы не закричать от отчаяния, меня трясло мелкой дрожью, а старик улыбчиво меня успокоил:

— Я все ждал, — проговорил он, — думаю, неужели ж дьюри и не справится с этой лихоманкой! — улла покачал головой, — уж совсем было, отчаялся… — и, не без усилия разжав кулак Харзиена, он кивнул удовлетворенно, — не дал им раскрыться, ишь ты!

Стянув рюкзак, я села на пол и некоторое время молча смотрела на распростертое тело дьюри. Лицо его просветлело, как тогда у Еллоя… Губы приоткрылись… Казалось, вот-вот он вздохнет и проснется, и его глаза улыбнутся мне… Но он лежал недвижим.

— Ты убил его? — прошептала я.

Гемма глянул на меня и рассмеялся:

— Зачем же мне его убивать, глупая? Он первый из всех крэбберов зеточку задавил, а его — убивать?! — и покачал головой, — не-ет, мы еще повоюем!

Старик поманил рукой что-то, и вскоре ему в раскрытую ладонь упала стеклянная, толстостенная бутылочка, с заткнутым тряпкой узким горлышком. В ней плескалась прозрачная жидкость. Улла зашептал непонятные слова быстро-быстро и открыл горлышко. Вода полилась над Харзом и остановилась, замерла, и вновь потекла… Но медленнее… Стало видно, как она струится, переливается на свету и раздваивается, растраивается на глазах… И зеленые холодные грани пирамиды заключили в свой плен дьюри.

Только сейчас, когда тепло малой надежды согрело меня, я увидела, что Ос выбрался из рюкзака и тащит за собой упирающегося Бублику. Наконец, они повалились оба на пол, а гемма рассмеялся, глядя на смеющегося Оса:

— Шустрый байсенок!

И я тоже тихо засмеялась. Байсенок, значит, этот зверек называется. И спросила гемму о том, что теперь мучило меня неотступно:

— Получается, гемма Лой, Харзиен крэбб употреблял?

Улла удивленно посмотрел на меня и пожал плечами.

— Да ты, я вижу, ничегошеньки-то не знаешь! Крэбберами ведь не только те становятся, которые его употребляют, это вот Еллой у Висы из этих будет… А зетка, если проткнула хребет, и мыслишки вынула, — тот же самый крэббер получится… Видно не легко ему пришлось, Олие!

— Ты же пробовал, отец, Еллоя держать в пирамиде, — проговорил негромко Ос, — и не помогла пирамида…

— Не помогла… — повторил его слова гемма, — не помогла, Ос, только дьюри Харзиен не обычный улла, мой мальчик…

Зеленая пирамида переливалась струящейся водой, которая будто текла и текла по стенам ее, а я не могла оторвать глаз от тусклого бессмысленного взгляда, устремленного из ее глубины на меня. Существо поднялось на четвереньки и пошло по стене, и повисло вниз головой… А потом упало и затихло.

И мне стало страшно…

Ночью я забылась тревожным сном. Часто просыпаясь, в жутком страхе оглядывалась вокруг себя… Взгляд мой вновь замирал на еле видимой в темноте, тускло поблескивающей грани пирамиды… Ухо тревожно пыталось уловить какие-то звуки, шорохи… Но все было тихо. И я опять закрывала глаза…

…И Виса Лэй пела мне песню. Ее колыбельная все больше пугала меня. Я просила ее не петь, но женщина пела и пела. А потом уходила от меня куда-то вдаль. Впереди нее, пошатываясь, шел Еллой. Очертания этих двух растворялись где-то вдали… А Лессо поворачивалась ко мне страшным потемневшим лицом и принималась хлестать меня по лицу ладонями, и говорила:

— Ты должна спасти дьюри… Ты должна спасти дьюри…

Я проснулась. Я так и уснула возле пирамиды на полу, лишь гемма Лой подложил мне подушку да укрыл одеялом…Бублику спал возле моего лица на подушке. Его пушистый беличий хвост отчего-то там в его сне мотался из стороны в сторону и по моему лицу…

Положив руку на вздрагивающее тельце байсенка, я улыбнулась, почувствовав, как он вздрогнул и проснулся. Его мордочка ткнулась мне в ладонь и куснула легонько.

В окно ярко светило солнце. Печь уже топилась, а с улицы слышался шум множества голосов. Кто-то сильно застучал в окно. Стекло задребезжало под ударами. И гемма, выглянув, заулыбался:

— Кто там? — услышала я слабый голос Оса.

— Никитари… — радостно проговорил старый улла и заторопился к выходу.

Встретившись со мной глазами, он улыбнулся: