Татьяна Тихонова - Заонежье, или Жизнь по ту сторону...

Драконы жили достаточно просто и обособленно. Уважали силу, воинское умение и древние знания. Подчинялись они кому-то ни было крайне неохотно, обо всем имели свое суждение, хотя из-за их гигантского роста не всегда верное.

Коренной переворот в их отношении к населению Ивии произошел только благодаря старому добрейшему Ильсинору, который однажды спас Великого Цава. А так и поныне вероятно эти толстокожие великаны не снизошли бы до малорослого по их меркам населения.

Речи у них как таковой не было, да и какая речь может быть при такой пасти. Поэтому общались они мысленно, сила их мысли была огромна и для слабых, не очень древних существ, в отличие от драконов, разрушительна. Так вот именно Ильсинору и удалось смутить их кажущееся одиночество своей светлой сутью, что очень удивило старого черного дракона Цава.

С тех пор осторожнее драконы стали относиться к тому, что попадало к ним в когти, но были среди них и такие, которые втихомолку не брезговали двуногой добычей, хотя это и наказывалось… Не очень сурово, строгим внушением Цава, если был сожран несчастный дрод, и годовым сидением на цепи, на сыром дне Глухого ущелья, если это был эльф… Цав, лежа на своем высоком утесе, мог, развлекаясь, плюнуть на наказанного, запустить в него обглоданной костью. Но смертной казни у них не было, — вымирающее народонаселение Цав берег…

Прислуживали драконам во всех мелких заботах трудолюбивые, уродливые лицом горные гномы. Попробовали бы они отказаться! Да и какая-никакая, а защита. Это небольшое племя жило здесь же в предгорьях, и ловко пользуясь своим малым ростом, они частенько обманывали своих неповоротливых в тесном ущелье хозяев, прячась в любой щели, за любым камнем…

В последнее время Цав уже не летал и все время лежал на своем высоком утесе, вытянув длинную шею и положив свою большую голову на мощные лапы с кривыми, словно окаменевшими когтями. Иногда он дремал, иногда взглядывал величественно на сумрачное ущелье и вздыхал… Воспоминания о юности волновали его, и тогда он оглядывался, хмурясь и шевеля щетинистыми бровями… Он искал глазами маленького тощего Клюня.

А Клюнь, спрятавшись за камень маленьким хилым телом, спал, пользуясь тем, что про него забыли… Гном-писарь должен был записывать воспоминания и великие мысли правителя. Ему нравилась такая работа. Цав большее время суток спал, а значит, Клюнь был никому не нужен, и он уходил, когда хотел, приходил, когда ему вздумается. Конечно, доставалось ему иногда… Однажды, разгневанный Цав, подцепив когтем Клюня за шиворот, полчаса держал его над пропастью… но отпустил.

"Долгие годы мирной жизни размягчили мое большое сердце…", — сообщил он тогда Клюню, и потребовал, чтобы тот запечатлел эти жемчужины его мысли на тонкой, хорошо выделанной коже, которую умели изготовлять горные мастера, долго вычищая острыми каменными скребками и, смазывали ее жиром, не давая ей пересохнуть.

И добавил"… чтобы воин оставался воином, имеющим волю к победе, нужна война… Если воин не воюет, он превратится в слабую мычащую корову…"

И Клюнь писал, покрывая тонкими знаками лист, хотя кто это мог прочитать, если сам Цав не умел читать, а остальные драконы и подавно? Но Клюнь знал, что Великий Цав очень прозорлив. Он видел насквозь маленькие, бегающие, словно мышки, мысли гнома, и обмануть его дорогого бы стоило для Клюня…

Все чувствуют себя немного неуютно, оказавшись в переходах лешего, под действием невидимой, неведомой силы, поэтому путники долгое время молчали, лишь Схлоп, который заметно трусил, бурчал сквозь зубы:

— Что за прорва такая несет?.. Корча… капец какой-то…

— Какой такой капец? Не знаю никакой капец! — вынырнул вдруг из темноты леший и захохотал.

Отголоски его хохота откликнулись эхом, и стало жутко оттого, что показалось место, где они все сейчас находились, очень большим. Эхо хохотало уже где-то совсем далеко, перескакивая, перекликаясь само с собой…

А Схлоп, чувствуя, как дрожит мелкой дрожью лошадь под ним оттого, что ее несет непонятная сила, паниковал еще больше.

— Ты, Корча, ржал бы поменьше… А то… лошадь напугаешь…

— Да ладно тебе, Схлоп, помню с драконом повозился я с одним… Ох, и одолели они меня тогда — пусти да пусти… Ну, я их и пускал… Пока одного, новичка в этом деле, от страха не переклинило, да так, что он умудрился мне весь переход завалить…

— Это чем же? — осторожно спросил гном, трясшийся на перепуганной лошади в темноте.