Татьяна Тихонова: Заонежье, или Жизнь по ту сторону...

Строения, больше похожие на постоялый двор, показались, как только путник обошел густые заросли кустов. Широко раскинувшийся двор, обнесенный высоким забором, двускатная соломенная крыша длинного невысокого дома, дымящиеся две трубы… Вот и все, что было видно с дороги, по которой размашисто зашагал путник. Дорога лесная, неширокая, проходила мимо постоялого двора и уходила дальше просекой в лес, теряясь в глубокой темноте.

Приблизившись к воротам, мужчина постоял, прислушиваясь и, наконец, толкнул маленькую дверь, которая виднелась рядом с широкими створками ворот. Шагнув на слабо освещенное подворье, он запер дверь на тяжелый засов, и, поправляя сверток, который он держал под пальто, пошел к дому.

Лохматая собака завиляла хвостом, приближаясь к нему на длинной цепи и осторожно ластясь. Он на ходу потрепал ее по коротким пушистым ушам. Кутаясь в тонкое пальто, быстро миновал пустой двор, и вошел через тяжелую, выпустившую клубы пара, дверь.

Невысокий сгорбленный старик быстро обернулся к нему от большой русской печи. Бревенчатые закопченные стены слабо освещались лучиной. На лавке возле печи кто-то лежал под тяжелым овчинным тулупом.

— Кто? — негромко бросил путник, проходя ближе к теплу, и, протягивая сверток наверх на печь, откуда выглянула седая неприбранная голова.

— Так… Случаем занесло… В Ближний Лог идет, с рассветом просил поднять… Что так долго? — в свою очередь неторопливо спросил старик.

Мужчина сбросил пальто и, оставшись в черном помятом сюртуке и светлых панталонах, посмотрел опять наверх.

— Жив? — спросил он того, кто тихо шуршал на печке.

Не было видно ничего, только сверху сыпалась солома, да кто-то принялся кряхтеть.

Старик, не дождавшись ответа, стоял, опершись на ручку ухвата, которым только что ворочал горшок в печи.

— Жива… Где ж ты ее нашел малую такую? — проворчала вновь появившаяся голова.

Старушка, лицо которой еле можно было угадать в темноте, слабо освещаемой лучиной, смотрела вниз.

Поздний гость молчал. Не обращая внимания на стариков, он легонько похлопывал ладонями себя по плечам, туловищу, ногам. Одежда под его руками постепенно менялась. Мятый сюртук и вымокшие панталоны исчезли. Теплые штаны из молочного цвета козьей шерсти, такая же рубаха, подпоясанная кожаным, широким ремнем изменили его до неузнаваемости. Из городского продрогшего щеголя он преображался на глазах в человека, приспособленного к суровой жизни в лесу, и человека небедного… Широкий двуручный меч тускло блеснул серебряной рукоятью во тьме — оружие небывалое по тем временам. Замысловатое плетение кольчуги быстро исчезло под тяжелыми складками мехового плаща. В правом голенище мягких сапог торчала рукоять короткого меча, которая едва достигала колена. И вот уже совсем другой человек с шапкой из черно-бурой лисицы в руках стоял перед стариком. Но старика эта удивительная метаморфоза нисколько не смутила. Он, а теперь и старушка на печи, терпеливо ждали ответа, может быть и не очень сильно надеясь на него. Но гость больше не промолвил ни слова и пошел к двери. Старик, накинув овчинный тулуп, висевший на стене среди вороха одежды, заторопился вслед.

И действительно, ночной путник, выйдя во двор, в беснующуюся метель, остановился. Собака радостно завиляла хвостом в репьях, но молчала, лишь вытянула морду, жмурясь от колючего снега. Дождавшись, пока старик выйдет за ним на улицу, гость еле слышно что-то шепнул. В ту же самую минуту по двору покатился белый комок… Заяц… Беляк летел, словно ошалелый… Собака взвилась на дыбы и захрипела на цепи, срываясь на бешеный лай… В этом поднявшемся шуме мужчина повернулся к хозяину дома и проговорил, приблизившись к самому лицу старика.

— Не знаю я твоих гостей, Сила… Не стал поэтому и говорить в избе. — Его слова почти заглушались отчаянным лаем собаки, но старик кивнул, он не сводил глаз с гостя и, казалось, слова ловил, только они слетали с губ. — Я не знаю, чье дите… Лежала она в снегу, на груди матери своей мертвой… сразу за мостом у речки… Может, разузнаю потом, если доведется, чья она… Похороните мать. Не гоже ей там как собаке брошенной лежать… Люди ее не скоро в той канаве найдут… Да присмотрись к постояльцу-то…

Старик, лишь услышал о несчастье, закачал головой. И теперь еле слышно прошептал:

— Ох, лихо пришло к нам, витязь… Опять поганые нагрянули. Давно ты не был дома, многого не ведаешь…

Путник "впился" жестким взглядом в лицо старика.