Stashe - Пустоцвет. Танцующие в огне

Раздался грохот. Женщина прижала руки к груди и повернулась к двери. Лицо белее грубо штукатуреных известью стен, губы розовая нить. На пороге стояли мужики. Обычные трудяги и выпивохи сейчас показались ей воплощением самого жуткого из кошмаров:

— Что надо? — срывающимся голосом прошептала Левату и резко отшатнулась. В руках одного из них увидела крест, грубо сколоченный из толстых брусьев. Взгляд женщины метнулся к окну, но младшего ребенка там не оказалось. Тогда она отступила и прижалась спиной к неровной поверхности.

— Старшой? — нарочито мягко произнес мужчина, наклонился и схватил замершего на полу ребенка. Мальчик взвизгнул и Левату взвыв, бросилась к нему. В мгновение ока ее скрутили и полузадушенную выволокли на улицу. Она извивалась и кричала:

— Моя дочь! Где дочь?!

Другие незваные гости тем временем деловито забрасывали дом вязанками с хворостом. С одной стороны бодро занимались первые языки пламени.

Старшие дети стояли во дворе, прижимались друг к другу, словно затравленные зверьки. Левату отчаянно искала взглядом, но младшей девочки не находила. Она выворачивалась из удерживающих ее рук, выла и царапалась. Дом уже пылал, когда крики достигли ушей мучителей. Однако они или не хотели или не могли ничего сделать. Зарево от пожара бросало на людей кровавые отсветы, расчерчивало ржавыми подтеками щеки и шеи, превращало лица в гротескные маски.

Ее отпустили, но она и не вырывалась больше, не кричала, не плакала. Лежала на земле, прижавшись щекой к колючей траве и сухими, красными глазами смотрела в сторону догорающего жилища. Мужчина с крестом в скупых выражениях выразил чье-то желание:

— Если до завтра не уберешься, то щенков потопим и тебя вместе с ними, — запнувшись, он сжал руками символ веры и отступил назад. Страшно видеть равнодушную пустоту. Поспешно, стараясь не показывать охватившей их неуверенности, палачи покинули место расправы.

Левату долго бродила по пожарищу, держа за руки детей, и тихонько выла. Только когда алая кромка восхода коснулась неба, женщина пошла прочь.

В середине лета погода стояла жаркая и сухая. Утренняя прохлада резко заканчивалась, стоило солнцу подняться над горами. Сразу же становилось нечем дышать, а воздух застывал густым, тягучим, дрожащим маревом. Духота стелилась над землей словно тяжелое, теплое покрывало. Стоило ей настичь живое существо, как обволакивала незаметно, ласково, и высасывала все силы.

Скалы шершавые, слоистые и ломкие обрывались в ущелье склонами достаточно крутыми, чтобы сломать шею, лишь поскользнувшись. Чахлые кустарники изо всех сил вцеплялись в почву, упирались, пускали корни в щели между камнями. Кое-где возвышались деревца с кривыми стволами, словно причудливо изогнутыми рукой великана. Небо — высокое и синее — казалось необъятным и почти слепящим.

Вниз, к желанной прохладе в темноту леса, вела узкая тропка, петлями вгрызающаяся в гору до самого подножья. Худая девушка спускалась по ней почти бегом. Иногда она становилась на колени, и осторожно свесив ноги, сползала на животе вниз прямо по скале. Срезала дорогу. Это опасное занятие грозило большими неприятностями, стоило оступиться и…

Острые обломки впивались в ладони, девушка шипела от боли, но продолжала двигаться. Внезапно, нога соскочила с уступа. Еще хоть одно, маленькое движение и девушка сорвалась бы вниз. Она зажмурилась, замерла, мертво вцепившись в пучок травы. Затем, медленно, осторожно нащупала опору и продолжила путь. Над верхней губой выступили бисеринки пота, сильно билось сердце, но руки не дрожали. Когда ступни коснулись тропки, она позволила себе вздох, прежде чем идти дальше. Что-то стекало по коже, и девушка посмотрела на ладонь. По ней расползался кровавый цветок. Ярко алый, внушающий животный ужас.

'Начинается. Проклятое солнце!'- девушка устало прикрыла глаза. Она с трудом стояла. Вот и все, скалы преодолены. Но кровь текла, не останавливаясь. Срывалась с кончиков пальцев каплями и пятнами расплывалась в пыли, забирая остатки сил. Рана медленно расползалась по краям, словно язва. Перед глазами поплыли круги, и девушка поняла, что если сейчас упадет, встать не сможет. Почти сразу возник страх. Запустил длинные жесткие щупальца в сердце и сжимал, заставляя биться его все сильнее. Обычно она почти не чувствовала боли, но сейчас, сладковатый привкус крови во рту означал приближение смерти.

Основной инстинкт — выжить. Вопреки всему. И этот животный, примитивный страх, подстегивал словно плеть. Слабость усиливалась, малейшее усилие давалось с большим трудом. Девушка согнула руку в локте, прижав к груди, но теперь алые ручейки скатывались по изгибу, пропитывали одежду. Она закусила губу, из которой медленно поползла змейкой кровь, шатаясь, сделала несколько шагов вперед. Спасительная тень так близко, а дикое желание выжить не позволяло сдаться. Немного усилий и ее окутала влажная, прохладная сырость леса. Девушка не остановилась. Страх по-прежнему не отпускал, заставляя искать безопасное место. Она хотела спрятаться в самую густую тень. Спустилась в сырой овраг, увидела поваленное дерево. Надломленный гигант показался хорошим укрытием. Девушка залезла в дупло и, свернувшись калачиком, замерла. Ее охватило похожее на беспамятство состояние.