Кристина Кашор - Проклятый Дар

Катса понимала, как теснота в хижине мучает По, вынужденного скрывать свою печальную тайну. Но раз все остаются, то ему, по крайней мере, пока не придется открывать свое намерение остаться в лесу. Он ничем не выдавал своих мук и помог стражникам отвести лошадей к ближайшему укрытию в скалах, которое, как сообщил, обнаружил, пока оправлялся от ран.

Он рассказывал, как все случилось, урывками, только когда им с Катсой удавалось ненадолго остаться наедине.

День, когда Катса и Биттерблу уехали, оказался для него очень тяжелим. Он еще мог видеть, но со зрением было что-то не так. Что-то изменилось, и он был слишком запутан, чтобы понять, что именно, но его не оставляло дурное предчувствие.

— Ты не сказал мне, — сказала Катса. — И позволил бросить тебя в таком состоянии.

— Если бы я сказал, ты бы ни за что не уехала. А ехать было необходимо.

По, спотыкаясь, доковылял до кровати. Большую часть дня он провел, лежа на здоровом боку с закрытыми глазами, ожидая, когда воины Лека отойдут подальше и пройдет головокружение. Он пытался убедить себя, что как только его разум прояснится, со зрением произойдет то же самое. Но, проснувшись на следующее утро, он открыл глаза и уперся взглядом во тьму.

— Я был зол, — говорил он ей. — И с трудом держался на ногах. У меня кончилась еда, а значит, нужно было идти к ловушке для рыбы. Но мне было все равно. Я не ел ни в тот день, ни на следующий.

В конце концов привел его к пруду не голод, а воины Лека. Он почувствовал, как они карабкаются по камням, приближаясь к хижине.

— Я встал и пошел, спотыкаясь, — рассказывал он, — еще до того, как понял, что делаю. Я неуклюже метался по дому, собирая свои вещи, а потом вышел, чтобы спрятать их в какую-нибудь щель в скале. Я был не в себе и наверняка постоянно падал. Но я знал, где находится озеро, и добрался до него. Вода была ужасная, просто ледяная, но она взбодрила меня, и почему-то в воде голова меньше кружилась, чем на суше. Я кое-как добрался до пещеры и забрался на камень И вот тогда, в пещере, слушая крики воинов снаружи и стуча зубами так, что боялся случайно откусить себе язык… я обрел ее, Катса.

Он затих и молчал так долго, что Катса подумала, уж не забыл ли он, о чем рассказывал.

— Что же ты обрел?

По удивленно обернулся к ней.

— Ясность, — сказал он. — Мои мысли прояснились. В пещере не было ни лучика света, кромешная тьма. И все же мой Дар показал мне ее всю невероятно живо. И тут я понял, что делаю. Сижу в хижине, жалея самого себя, пока Лек на свободе, а людям грозит опасность. В пещере меня осенило, как я гадок.

Мысли о Леке заставили По нырнуть обратно в воду, выплыть из пещеры и осмотреть ловушку с рыбой. Промерзнув насквозь, он доковылял до хижины и разжег огонь. Следующие несколько дней были кошмаром.

— Я был слаб и болен, и у меня кружилась голова. Сначала я не ходил никуда, кроме ловушки. Потом, вспоминая о Леке, продвинулся дальше. Когда я сидел, равновесие было сносным, и я сделал лук. С мыслями о Леке я тренировался стрелять из него.

Он опустил голову и погрузился в молчание, и Катсе стало ясно, что было потом. По постоянно думал о Леке — это был его стимул не сдаваться. Он заставил себя выздороветь и снова обрести равновесие. А теперь они вернулись к нему со счастливой новостью, что Лек мертв. У По больше не осталось стимула, и его снова стало душить горе.

Его печалил уже сам факт того, что он печален.

— У меня нет права жалеть себя, — сказал он ей однажды, когда снегопад ослабел и они отправились за водой. — Я все вижу. Я вижу вещи, которые не должен видеть. Я упиваюсь жалостью к самому себе, но я ведь ничего не потерял.

Катса присела рядом с ним у озера.

— Я первый раз в жизни слышу от тебя что-то настолько идиотское.

По сжал губы в тонкую линию и подобрал один из камней, которыми они разбивали лед. Подняв камень над головой, он с силой бросил его на лед. И, наконец, она была вознаграждена тихим звуком, который почти мог сойти за смех.

— Кажется, в твоем понимании утешение — почти синоним оскорбления.

— Ты лишился, — сказала она — и имеешь полное право сожалеть о том, что потерял. Зрение и твой Дар — не одно и то же. Дар показывает тебе форму вещей, но не показывает красоту. Ты лишился красоты.

Он снова сжал губы и отвел взгляд. Когда он вновь посмотрел на нее, ей показалось, что он сейчас заплачет. Но он заговорил спокойно и без слез.

— Я не вернусь в Лионид. Я не вернусь в свой замок, раз не могу его видеть. Мне и так сложно быть с тобой. Поэтому я и не сказал тебе правды. Я хотел, чтобы ты ушла, потому что мне тяжело быть с тобой и не видеть.