Джена Шоуолтер - Темная ночь

Рейес вонзил меч еще раз. И еще.

Боль… агония… Кожа горела, точно объятая пламенем. Острие меча раздробило кости, повредило органы, и с каждым новым ударом страдание усиливалось. И все же Мэддокс продолжал биться и неистовствовать, так как отчаянное желание убивать по-прежнему мучило его.

Раздался женский крик:

– Перестань! Ты убиваешь его!

Когда этот крик вонзился в сознание Мэддокса, он стал биться еще неистовее. «Эшлин… – пронеслось в его голове. – Моя женщина из леса. Моя . Где она? Где же она? Я должен убить ее. Нет! Я должен спасти ее». Убить… спасти… – эти две потребности боролись внутри его. Мэддокс рванулся в постели. Металлические оковы вонзились глубже в его запястья и лодыжки, но он продолжал извиваться. Кровать сотрясалась, и стальные решетки в изголовье и изножье с лязгом ходили взад и вперед.

– Почему ты это делаешь? – вопила Эшлин. – Остановись! Не трогай его! О боже, остановись!

Рейес нанес еще один удар.

Мэддокс шарил по комнате безумным взглядом. Взор застилала черная паутина, но все же он разглядел Париса, который устремился к Эшлин. Вот он потянулся к ней, обхватил ее руками. По сравнению с Парисом она казалась крошечной. Слезы блестели в ее янтарных глазах и на бледной коже щек. Она сопротивлялась, но Парис был сильнее: крепко ухватив, он выволок ее из комнаты.

Мэддокс издал звериный рев. «Парис соблазнит ее, – подумал он. – Разденет ее и попробует на вкус. Она не сможет устоять. Ни одна женщина не может».

– Отпусти ее! Сейчас же! – закричал он.

Воин с таким остервенением рванул цепи, что кровать едва выдержала. От усилия у него лопнула на лбу вена, и в глазах окончательно потемнело.

– Уберите ее отсюда и больше не впускайте! – приказал Рейес и нанес Мэддоксу еще один, пятый, удар. – Из-за нее он беснуется сильнее, чем обычно!

«Я должен спасти ее, – проносилось в голове Мэддокса. – Где она?» Грохот цепей сливался с его срывающимся дыханием, а он все пытался вырваться.

– Извини, – снова прошептал Рейес и ударил мечом в шестой раз.

Когда острие было извлечено, силы оставили Мэддокса. Демон затих, отступив на задворки сознания.

Конец. Все было кончено.

Распростертый на постели, ослепший и неподвижный, он истекал кровью. Боль не прошла, напротив, только усилилась, стала частью его естества, как кожа. Горлом шла какая-то теплая жидкость.

Люсьен – обманчиво сладкий аромат Смерти не оставлял сомнений, что это был он, – опустился возле Мэддокса на колени и взял за руку, и это означало, что конец близок. Однако этот конец был мнимым, поскольку подлинная пытка ожидала Мэддокса впереди. Полуночное проклятие требовало, чтобы он вместе с Насилием провел остаток ночи, поджариваясь в аду.

Мэддокс открыл рот, чтобы заговорить, но вместо слов вышел кашель. Из горла все сильнее хлестала кровь, он задыхался.

– Утром тебе придется много чего объяснить, мой друг, – сказал Люсьен, а затем мягко добавил: – А теперь умирай. Я сопровожу твою душу в ад, правда, на этот раз ты, пожалуй, был бы не прочь остаться там насовсем, лишь бы не расхлебывать ту кашу, что заварил, а?

– Де… девушка, – наконец выдавил из себя Мэддокс.

– Не волнуйся, – отозвался Люсьен, понимая, что сейчас неподходящее время для вопросов и объяснений. – Мы не навредим ей. Ты сам будешь разбираться с ней утром.

– Не трогайте ее, – произнес Мэддокс.

Он понимал, что эта просьба звучит странно, учитывая, что никто из воинов никогда не был одержим женщинами. Но Эшлин… Он еще точно не понимал, что сделает с ней. Мэддокс знал лишь, что должен сделать, но чего ни за что не сделает. Впрочем, сейчас это все не имело значения. Единственное желание, которое им владело в данный момент, – не делиться.

– Не трогайте, – слабым голосом повторил он, когда Люсьен не ответил.

– Не будем, – пообещал Люсьен.

Цветочный аромат усилился. Прошло еще несколько мгновений, и Мэддокс умер.

– Кто ты и откуда знаешь Мэддокса?

– Отпусти меня! – возмутилась Эшлин.

Она дергалась и извивалась, пытаясь освободиться, хотя мужчина держал ее стальной хваткой. Лодыжка болела, но ей было все равно. – Они его убивают! – продолжала кричать она.

Они в самом деле его убивали, вновь и вновь погружая ему в живот острие огромного меча! Кровь хлестала фонтаном, стены сотрясались от воплей. При воспоминании об увиденном и услышанном ей стало дурно.

Голосов по-прежнему не было, но она мучилась сильнее, чем когда-либо.