Джена Шоуолтер - Темный поцелуй

По ее телу распространилось приятное покалывание.

Плоть Люсьена отвердела и пульсировала у него между ног, Анья это чувствовала. Он не был первым из лежащих на ней мужчин, но определенно являлся самым большим. Самым сексуальным. И самым пленительным. Из-за ее проклятия он также был первым мужчиной, которого она по-настоящему хотела заполучить.

Наконец-то слова Фемиды приобрели смысл.

Анья тогда в слезах бежала домой после встречи с юным красавчиком-богом и столкнулась с богиней. Едва взглянув на нее, Фемида чуть не упала от потрясения. Будучи не в настроении разбираться, что на богиню нашло, Анья поспешила дальше. А на следующий день Фемида заявилась к ним на порог.

– Ты совратила моего мужа! – кричала на ее мать богиня Справедливости.

Дисномия вздернула подбородок и расправила плечи, но не сказала ни слова в свою защиту.

– Твоя дочь – копия моего мужа. Она его отпрыск. Ты же не станешь этого отрицать?

– Нет, не стану.

Анья была потрясена до глубины души. Она всегда гадала, кто же ее отец, и осознание того, что ее родителем является могущественный тюремный страж Тартар, и обрадовало ее – никто больше не будет называть ее второсортной – и разозлило. Почему он игнорировал ее все эти годы?

– Ты же знала, что он связан узами Гименея, – кричала Фемида, – но все равно легла с ним! За это и за то, что выносила его незаконное дитя, ты будешь покарана. Справедливость на моей стороне.

Ужас отразился на красивом лице Дисномии, но она ответила:

– Я та, кем мне было предначертано стать при рождении.

– Это тебя не оправдывает. Начиная с этого дня ты будешь хворать после каждого совокупления с мужчиной, да так, что не сможешь подняться с постели по нескольку дней. Тебе больше не удастся безнаказанно красть мужчин. Так я сказала, так и будет.

Мать Аньи с плачем упала на колени.

– А ты!.. – воскликнула Фемида, прищурившись, глядя на дрожащую Анью, которая выглядывала из-за угла.

– Нет! – вскричала Дисномия, пытаясь встать на ноги. – Оставь ее. Она ни в чем не виновата!

Но богиня продолжала без тени жалости:

– Не виновата? Не думаю. Она твоя дочь – это уже достаточное преступление. Придет день, Анархия, и ты возжелаешь мужчину, который будет желать тебя в ответ. Для вас ничто не будет иметь значения, кроме стремления быть вместе. Тебя не будет волновать, кто он, что он или кому принадлежит. Ты добьешься его. Точно так же, как твоя мать, ты получишь его.

– А ты умрешь в одиночестве, захлебнувшись в собственной злобе и ненависти! – рявкнула в ответ Анья, не в силах представить подобные чувства ни к одному из богов, бросающих на нее плотоядные взгляды. Еще меньше ей улыбалось довольствоваться брошенными возлюбленными других женщин.

– У тебя не будет возможности пойти по стопам своей неразборчивой мамаши. Впустив мужчину в свое тело, ты свяжешь себя с ним навечно. Будешь жить для него, и только для него. Его удовольствие станет твоим удовольствием. Его боль – твоей болью. Если он отвергнет тебя и возьмет новую любовницу, ты испытаешь агонию утраты, но не сможешь уйти от него. Если он умрет, ты не излечишься от тоски. Наследию твоей матери сегодня наступает конец. Так я сказала, так и будет.

Слова обвились вокруг Аньи, едва не удушив. Они просочились сквозь кожу, кости, проникли прямиком в душу, выжгли клеймо, от которого она никогда не сможет избавиться. Впоследствии Анья неделями бродила в оцепенении, шокированная осознанием того, что ее отец женатый мужчина, и наложенным на нее проклятием.

Когда шок прошел, она возненавидела Тартара за отрицание ее существования и всех мужчин за то, что могли с ней сотворить, если она не будет осторожна. А еще она была напугана, сильно напугана.

Когда мать отправила ее на уроки боевого искусства в надежде помочь научиться защищать себя, ведь теперь это стало жизненно необходимо, Анья восприняла их очень серьезно. С возрастанием ее силы ненависть и страх угасали. Но не решимость оставаться одной.

С тех пор, как на нее наложили проклятие, она ни разу не испытывала искушения дать мужчине такую власть над нею. И утрата свободы, когда боги заточили ее в отцовской тюрьме, лишь усилила эту решимость.

До настоящего момента.

Теперь же она жаждала познать восторг интимного прикосновения Люсьена. Внутри себя. Глубоко. Ритмичное движение. Трение. Она знала, что захочет этого, вне зависимости от того, есть у него возлюбленная или нет.

Самая мысль о близости с ним заставляла ее лоно исходить влагой, пропитывающей тонкую ткань трусиков. Чувствуя, что ей становится тесно в собственном теле, Анья потерлась бедрами о Люсьена, напоминая себе, что нет ничего важнее свободы.