Лана Тихомирова: Легенда о Красном Снеге

Сорокамос дергано поздоровался с Аланкой и в бешенстве ушел в направлении конюшни.

Скромно сложив руки, Аланка смотрела на хозяина. Павлес недовольно покачал головой и сделал Аланке знак молчать. Горничная же, изображая саму невинность, кажется, и

понятия не имела о том, что стало причиной недовольства корн-принца. Павлес погрозил Аланке пальцем и посмешил за братом. Тот шел, быстро, нервно размахивая руками.

— Ты видел? Слышал? — задыхался от ярости Сорокамос.

— Да. Но что тебя так взбесило? Ты поступил неучтиво, — заметил Павлес, с интересом наблюдавший за братом.

— Не учтиво? — взорвался Сорокамос, — Не учтиво? Ты называешь это неучтивым поведением! Да она просто измывается надо мной!

Сорокамос от возмущения взмахнул крыльями и немного взлетел, но тут же вернулся на землю.

— Я не понимаю тебя, брат, она не могла поступить иначе. Она горничная. Ее статус…

— Статус, — ворчливо передразнил Сорокамос, — меня бесит этот официоз.

— Она всегда была в фаворе у нашей семьи, ее род чуть ли не древнее нашего и всегда служил нам, я позволяю ей говорить все, что вздумается и делать то, что она считает

нужным. Аланка верный и преданный друг нашей семьи, она обожает нашего отца и мать, она очень любит меня и… тебя.

Сорокамос тряхнул лохматой головой:

— Она просто прислуга, и с сегодняшнего дня я очень на нее обижен, так что передай ей, пусть стережется меня.

Павлес усмехнулся.

Братья достигли конюшен.

По традиции жених и его брат, либо близкий друг или прочий родственник мужского пола, прибывали к ратуше верхом на лошадях с запада. Невеста в сопровождении сестры,

либо подруги, либо другой родственницы приезжала с востока в карете. Сорокамос вскочил в седло гнедого жеребца и ласково похлопал его по шее, Он любил лошадей, и они любили его. Павлесу же досталась смирная белая кобыла, с лошадьми

принц не ладил. Павлес сделал круг, чтобы привыкнуть к седлу и лошади.

— Трубы возвестят нам, когда начнется церемония, — нервно поглядывая в сторону ратуши и косясь на солнце, сказал Павлес.

— Сорокамос в каких-то мрачных раздумьях сидел на своем жеребце, поигрывая белым костяным шариком.

— Не понимаю, почему жених и невеста перед самой свадьбой так нервны? Зачем? Все же уже решено: она сказала: "Да!", — он счастлив! Зачем же нервничать? — думал вслух

Сорокамос.

— Брат, сейчас я еще жених, но через каких-то полчаса, я стану ее мужем, — мечтательно косясь на солнце, ответил Павлес.

— Статус, — проворчал Сорокамос.

На небе в солнечных лучах стало проявляться серое пятно.

— Начинается, — прошептали братья.

Со стороны ратуши донеслись трубы. Братья тронулись к ратуше и прибыли точно по протоколу. Они спешились, их окружили монахи в темно-вишневых рясах, у каждого в руке был массивный канделябр со свечами.

— Боги скрывают солнце, дабы могло, свершится таинство, — сказал один из них.

Монахи взяли братьев в квадрат, и повели в ратушу. Сорокамосу вручили тяжелый венец.

Вся процессия оказалась в ратуше, жениха приветствовали стоя. Павлес оглядел публику, в ратуше собрался весь двор и многочисленная родня Фелии: лавочники, торговцы,

менялы и крестьяне. В первом ряду он заметил Владыку Микаэлоса, черноволосого мужчину чуть старше самого Павлеса. Павлес посмотрел на мать, ждавшую его возле епископа.

Она простерла к нему руки, подойдя, Павлес взял мать за руки, пожав, их он обернулся ко входу в ратушу.

Возле входа уже останавливалась карета невесты. Из нее вышли Фелия и Занка. Возле входа Фелию взял за руку сам король, он отвел ее к алтарю и вложил ее руку в руку сына.

Ручка Фелии трепетала, а Павлес не мог оторвать взгляда от своей невесты, так она была прекрасна. Она смотрела на жениха глазами синими, глубокими, как ясное небо в летний день, глядящее в воду озера.

— Гхм, гхм, — прочистил горло епископ, о существовании которого, кажется, все забыли.

— Павлес Теорга, Фелия Саммера, — скрипучим голосом проговорил епископ, — этот день ваши, разные до сего момента судьбы, стали единым целым. Вы оба решили соединить ваши судьбы. Но соединяя, их вы соединяетесь с судьбой своей родины. Поклянитесь друг другу в верности, дети мои.

Павлес смотрел в глаза Фелии и начал говорить слова клятвы:

— Если солнце твое застлала гроза, ты по ливню рукой проведи.

— Если счастье твое опустило глаза, ты его развесели, — продолжила звенящим и дрожащим голосом Фелия.

У всех, кто был в ратуше по спине пробежали мурашки.