Марина Добрынина - Невольник

Долгах и прочей мути.

Вот это здорово. Это я по себе понимаю. Забыть обо всем — редкая роскошь. Хорошо мне, хорошо. Почему Кот считает, что это место — неправильное?

Пожалуй, на сегодня хватит. Пора спать.

Кот устраивается в ногах, и я в сон проваливаюсь моментально. И снится мне блистательная айлиде. Только не такая, какой я увидел ее в серале. Она сейчас кажется совсем юной и беззащитной. Улыбается, что-то напевает. А потом подходит ко мне вплотную, кладет руки мне на плечи, а я отчего-то пошевелиться не могу. И тут она шепчет: "берегись, Ларрен, судьбу сломаешь, берегись, кровь у твоих ног". А дальше я уже не помню, что было.

Просыпаюсь в дурном настроении. Какая кровь? Почему у ног? По колено в крови, что ли? Так это не обо мне. Сроду особой кровожадностью не отличался. Людей убивать приходилось, конечно. А также прочих разумных. Но только по необходимости. И, конечно же, удовольствия это не доставило. Ни разу. Судьбу сломаешь… Наверное, у нас с Элиникой разные представления о судьбе. На мой-то взгляд, моя и так переломана, да все никак зажить не может.

Чушь. И вообще, почему я так серьезно отнесся к этому сну? Пифий в роду у меня не было, да и каннабис на меня не действует. Вот серьезно, никакого эффекта. Ни веселья, ни пророчеств.

Завтракаю вчерашней рыбой. Меня от нее уже тошнит. Сажусь за стол, открываю книгу.

Пускай в чужих руках,

Что не меняет сути.

Когда бы пред женой

Мог быть самим собою

Смирился бы с судьбой

Других не беспокоил

Желанием своим

Расслабиться, открыться.

Он был женой любим,

И так, как многим снится.

Но все же про покой

Пока он лишь мечтает.

А потому он с той,

Кого и сам не знает.

И это все? Смотрю на текст и ничего не понимаю. А в чем фокус? Что я должен сделать? Прочитать это стихотворение над артефактом?

Тщательно изучаю листок с шифром. Нет, других знаков на нем не наблюдается. Так что, я закончил свою работу?

Аргвар не заставляет себя долго ждать.

Сижу на берегу, камушки в воду бросаю. Кот рядом мурлычет.

— Ну что, закончил?

— Закончил, — отвечаю, не поворачивая голову в сторону морского божества.

— Что нужно делать?

— Не знаю.

— Ларик, — неожиданно взрывается он, — ты что-то обнаглел! Встань, когда с тобой разговаривают!

— Зачем?

Смотрю на него снизу вверх, и мне не страшно. Ну, бог, ну могущественный. Ну, убьет он меня. Так в третий раз уже. Я привык. А то, что он меня домогается, так это игры все, не имеющие под собой ничего, кроме желания вывести меня из равновесия. Ему не стоило давать мне эти дни покоя — я изменился.

Аргвар, уловив, видимо, мое настроение, вздыхает и присаживается рядом.

— Что там написано?

— Стишок. Про какого-то господина, который хочет, но не может.

— И все?

— И все. Ты выходы с острова закрыл?

— Я. Кто еще мог?

Пожимаю плечами. Действительно, кто? Сидим, на море любуемся. Оно сегодня спокойное и безжизненное какое-то.

— Ну что же, — вздыхает Аргвар, — пойдем, покажешь, что получилось.

Минут через десять он уже изучает плоды моих трудов.

— М-да… — произносит задумчиво. — Кардагол — затейник…

— Вы с ним знакомы?

— Заочно. А тебе-то, какое дело?

— Никакого. Что теперь?

— А теперь я тебя с твоей живностью перекину в Зулкибар. Артефакт, насколько я помню, в комнатах Лина?

— Должен быть там.

— Вот там и поэкспериментируешь со своим шифром. Учти, Ларрен, наш договор до сих пор в силе. Ты получишь обещанное, только если артефакт заработает. Понял меня?

— Да.

Только вот хочу ли я это обещанное? Нет, хочу, конечно. Я же пятнадцать лет к этому шел. Обидно было бы все бросить тогда, когда цель почти достигнута. Да и Аргвар не позволит.

— Не нравится мне твое настроение, мальчик! — вдруг раздраженно восклицает он. — Ты не забыл, надеюсь, с кем ты работаешь?

— Нет.

— Вот и отлично. Я к дворцовым воротам тебя перекину.

И моргнуть не успеваю, как оказываюсь в Зулкибаре. Ну что же, я на финишной прямой.

Лин

— Ну что, зайчики, заждались?

Кардагол объявился на второй день под вечер, поприветствовал нас все тем же веселым безумным рыком и швырнул на кровать нечто завернутое в ковер, пояснив:

— Классика жанра. Шактистанских потаскух частенько в ковер заворачивают, прежде чем умыкнуть.

Ковер яростно замычал и дернулся. Шеоннель неодобрительно повел ухом, уловив от него (точнее от того, что в него завернуто) какие-то эмоции. А Кардагол эффектным жестом распаковал сверток и галантно осведомился: