Татьяна Абалова - Фейк

- Знаешь, куда поехали? - напрягся Касс.

- Да кто ж их, мастримов, знает? Они ж как вольный ветер - сегодня здесь, а завтра ищи-свищи.

- В какую сторону хоть направились, видела? - раздраженно поинтересовался герцог.

Женщина вцепилась дрожащими руками в передник и отрицательно покачала головой.

- Покормишь моих людей, - выходя на улицу, бросил дель Орэн через плечо.

Небо уже тронуло невидимой кистью ночи, смешавшей на небесной палитре все краски уходящего дня в огромное чернильно-фиолетовое пятно, усеянное брызгами мерцающих звезд, и Касс, отдав распоряжение воинам ждать его в харчевне, торопливым шагом направился в темнеющие заросли леса. Отойдя на приличное расстояние от хутора, герцог сел на землю и воткнул в нее перед собой меч.

Касс прекрасно понимал, что на оборот и поиски беглецов уйдет слишком много силы и времени, поэтому это был не выход. Сжав руки на рукоятке с кристаллом, дель Орэн запрокинул голову, выискивая в ночном небе птицу. Огромная тень неясыти, раскинув крылья, зависла над черной дымкой леса, и Касс, выбросив аркан Дахаррэ, взял разум птицы под контроль. Неясыть резко дернулась, еще не понимая, что тело больше ей не принадлежит, а затем, покорившись чужой воле, бесшумно полетела вдаль, невесомо паря на нисходящих потоках воздуха.

Касс смотрел сверху вниз глазами птицы и отчетливо видел двигавшихся по ночным тропам хищников, рыщущих в поисках легкой добычи, мышей, суетливо копошащихся в высокой траве, сов, терпеливо выслеживавших свою жертву. Он слышал шум ветра и тихий шелест листвы, журчанье воды в родниках и треск сухих веток, падающих на землю. Он летел над бескрайней громадой дремучего леса, вылавливая зорким взглядом малейшее движение, оттенок и нюанс. Он был птицей - легкой, парящей, свободной, и он гнал магией ее тело с севера на восток, с востока на запад, не обращая внимания на неистовый стук бившегося в агонии сердца, не жалея крыльев, не чувствуя усталости и боли. Он искал... искал ту, что долгие годы не давала забыть ему собственная совесть, ту, что так стремительно, как богиня мщения, ворвалась в его жизнь, перечеркнув ее одним жестом своей тонкой руки.

Он увидел их лишь к середине ночи - сначала две светящиеся точки, прерывисто мелькавшие под густыми шапками крон деревьев, а потом и всадников, торопливо ведущих своих лошадей на восток, к границе Аххада. Броситься за ними в погоню через дебри, по кромешной тьме, было бы глупостью. Касс быстро прикинул расстояние и понял, что даже если будет неистово гнать свой отряд всю оставшуюся ночь и утро, он все равно не успеет обогнуть лес и задержать беглецов у гномьих гор. А мастримы, заплатив каменным мастерам за проход под землей, выйдут прямо в Айвэндрилл, куда Касселю дель Орэну путь заказан, и даже Магрид не позволит ему нарушить договор с перворождённым народом звезд.

Выход был один - отправится одному в приграничный Алахонт, затем взять там людей и перехватить охотников с юго-восточной стороны.

Смежив веки, Касс легко выскользнул из сознания птицы, и обессилившая неясыть рухнула с высоты небес в темные объятья гарнавельского леса. Вскочив на ноги, дель Орэн выдернул из земли Аргалеон и скоро пошагал в сторону постоялого двора.

Отдав приказ своим воинам возвращаться в Хелликию и ждать его возвращения у доджа, Касс вручил оруженосцу письмо для капитана Гончих с распоряжением оцепить Храм Огня к завтрашнему вечеру. Через несколько минут отряд исчез из вида, и герцог вышел на залитую лунным светом поляну.

Потомок великого Мерлина медленно вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух, а затем неторопливо стал снимать с себя одежду. Он не любил оборачиваться. Дар, доставшийся ему от могущественного предка, слишком тесно был связан с проклятьем, слишком уязвимым Касс чувствовал себя в другом теле. Единственное, от чего всегда сносило голову, так это от ощущения полной свободы, которую дарил высокий полет. И он поднимался так высоко... выше допустимого предела, выше облаков, в ледяные слои разряженного воздуха, пока черные перья его огромных крыльев не покрывались серебристым налетом инея, а пар, выходящий из ноздрей, не оседал на клюве сияющими в лучах солнца кристаллами. И когда грудь сдавливало в тиски, а боль становилась практически невыносимой - он падал. Дерзко, стремительно входя в головокружительную спираль для того, чтобы почти у самой земли расправить крылья и снова взмыть обгоняющей время стрелой вверх.