Далия Трускиновская - Домовые

— Люди ушли давно, это только домовые засиделись, — хмуро сказал Акимка. — И гляди, больной наш что-то пену ртом стал пускать…

— Совсем плох, да?

Акимка промолчал. Он уже и тогда мертвого тела испугался, второе мертвое тело казалось еще страшнее — потому что жизнь вот прямо так, на глазах, и уходила…

— Сидим, как два болвана! — вдруг заорал Якушка. — Надо же что-то делать! Надо его к дороге тащить!

— Не дотащим же!

— Дотащим!

— А там?

— Машину остановим!

— Кто — мы?!.

Но в Якушкиных глазах уже полыхало безумие.

Оставлять своего в беде — грех. Бороться за своего нужно до последнего. Это давнее правило, в последние времена подзабывшееся, высветилось в памяти сперва у Якушки, а потом и у Акимки. Ничего иного они просто не могли придумать…

Осторожно переложили Силуяна Лукича на кусок полиэтилена, увязали, соорудили лямки — впряглись и потащили, сперва по скользкой траве, потом — по пыли, туда — к мостику, к шоссе, к людям.

— Тихо! — Акимка остановился. — Шуршит!

— Вихорь?

— Гляди…

Они повернулись и увидели, как это получается.

Сперва словно из-под земли появилась змейка-струйка, пробежала немного, завилась. Кружок образовался на дорожной пыли, как будто его палочкой начертили. В кружке зародился бугорок, на нем — круглое пятнышко, и тут же поползло вверх. И стали видны струи создуха, что закрутились вокруг бугорка, подхватывая пыль, и начал расти серый столб.

— За нами, сволочь, пожаловал!

Якушка выпутался из лямки и подхватил с земли сучок. Оружие жалкое, но все же!..

— Тащи его под куст! — крикнул Акимке. — Скорее, Аким Варлаамович! Пока это тварь не выросла!

— Да брось ты его совсем, Яков Поликарпыч! — из последних силенок волоча груз, взмолился Акимка. — Под кустом отсидимся!

— Стыдно под кустом отсиживаться, Аким Варлаамович! Пусть видит — никто его тут не боится! Сам сдохну — да и его погублю!

— Болван ты, Яков Поликарпыч! — еле выговорил Акимка, потому что слезы из глаз брызнули.

А вихорь тем временем стал вровень с домом, толщиной с бочку, и, качаясь, загребая весь мусор на своем пути, двинулся к Якушке. Тот ждал, выставив острый сучок. И был, наконец подхвачен, и понесся вверх по спирали, и оказался прямо напротив страшного ока.

У него хватило выдержки сунуть туда свой сучок, но рука не ощутила сопротивления, Якушка словно провалился в дыру и стал стремительно падать.

— Петля! За петлю дергай! — услышал он повелительный голос. — Ну?! Дергай, дурак!

Это был не Акимка, нет — это вопил издалека Евсей Карпович…

Есть такая штука — тоска. Она бывает разных видов. И самая страшная — по тому, что не сбылось. У иных она проявляется в молодости и гонит на поиски приключений. А у иных — когда уже пора старые кости у камина греть.

Эта вот хвороба и допекала постоянно Евсея Карповича.

Проводив Акимку с Якушкой, он сперва полагал, что виной плохому настроению — тревога за недорослей. А потом поймал себя на зависти. Ему хотелось куда-то спешить сквозь ночь, с кем-то схватываться насмерть. И уютные объятия Матрены Даниловны, какими ни один здравомыслящий домовой бы не пренебрег, не выдерживали сравнения с этим странным желанием.

Хотя домовые в большинстве своем очень рассудительны, Евсей Карпович принял решение скоро и беспощадно — по отношению к себе. Он лишил себя ночного сна в мягкой постельке и компьютера, к которому пристрастился, на неопределенный срок и поспешил вслед за разведчиками.

Сам себе он твердил всю дорогу, что негоже отправлять молодежь на такое дело без присмотра. И сам же понимал, что в присмотре тут нуждается не только молодежь…

Надо сказать, прибыл он вовремя. И заорал в самую подходящую минуту.

Якушка, не рассуждая, а лишь повинуясь, дернул свисавшую из заплечного мешка петлю. Тут же мешок раскрылся, оттуда выскочил большой клетчатый платок, прихваченный веревками за уголки и не только, раскрылся — и вместо падения стремглав Якушка опустился хотя и быстро, но без членовредительства. Правда, грохнулся на бок, и платок протащил его по траве.

Евсей Карпович бежал к нему изо всех сил, но Акимка первый оказался рядом. Он сгреб в охапку платок, а потом оба разведчика понеслись, что хватало силенок, потому что вихорь, упустив добычу, сильно рассердился, укоротился ростом, зато расширился и, загребая в свои круги все больше пространства, двинулся следом за домовыми.

— К речке! К речке бегите! — кричал издали Евсей Карпович. — Под бережок!