Иван Охлобыстин - XIV принцип

— И убил этого чемпиона хлыстиком?

— Нет, чемпион убил Тордиона. Аэкольд — безжалостный злодей.

— Не понимаю.

— Все очень просто — Тордиона нельзя убить. Он возрождается через мгновение, без всяких алтарей.

— Круто.

— Тордион — самый великий герой. Он ударил своим хлыстиком по Аэкольду,

— И превратил его...

— Нет. Аэкольд снова убил его, а Тордион снова возродился — и снова хлыстиком.

— И чего?

~ И так до тех пор, пока Аэкольд не упал истекая кровью,

— Умер хоть?

— Нет. Гордион вылечил его.

— Странный парень этот клоун. Выпорол чемпиона как бешеную собаку, а потом сам и полечил. Дальше?

— Тордион ушел, а чемпион вернулся в битву. Но с тех пор у Аэкольда появился такой необычный дар — там, где он проходит, начина­ет все расцветать и оживать.

— Он стал хороший?

— Нет, он стал еще хуже, но Хаос перестал благоволить к нему, по­тому что кому нужен такой чемпион, который сначала убивает, а потом оживляет? Его хотели самого убить, но Тзинча развеселило такое нака­зание Тордиона, и он отослал Аэкольда назад на Северные Пустоши.

— Тзинч тоже с приколом, под стать клоуну. Слушай, вот чего я хотел тебя спросить.

— Чего?

— Пока ты молился, я попробовал от скуки воспользоваться воз­можностями, но светились только три кружочка, остальные были ка­кие-то тусклые. Почему так?

— Для возможностей нужен ворпстоун.

— Чего это такое?

— Типа, сила.

— Энергия, что ли?

— Во-во! В Северных Пустошах ворпстоуна много, а здесь ворпстоун добывают из варп-камня. Поэтому варп-камень такой цен­ный. Понятно?

— Куда понятнее. А как добывают?

— Ну, берут и добывают. Чем больше камень, тем больше ворпстоу­на, тем больше возможностей. После каждого употребления камень светится все слабее, пока не превращается в обычный булыжник.

Их беседу прервало появление Асушан. Хозяйка дома успела пе­реодеться в другое платье, с меховой оторочкой и ромбообразной золо­той брошью на груди.

— Пора кушать, — позвала она.

— Честно говоря, я не голоден, — попробовал отказаться Сергей, вспоминая о необычных вкусах скейвенов.

— Можете не беспокоиться, — улыбнулась хозяйка. — Я знаю, что Древние не все едят. Я только птиц пожарила и разные растения вкус­ные нарезала.

— Она смотрит в самое сердце! — засмеялся Шарскун, спрыгивая с кушетки и хлопая по плечу замешкавшегося приятеля. — Пора под­крепиться. Да! — он повернулся к жене, вытащил из ножен подарен­ный меч и протянул скейвенше. — Настоящий! С рунами отражения.

— Ой! — всплеснула лапами она, взяла меч и сделала им несколь­ко ловких круговых пасов. — Такого в Эшинбланте нет.

Она вернула меч гордому мужу и повела гостя к столу.

Дети уже их ждали в обеденном зале, выстроившись по росту у стола.

— У вас прекрасная семья! — искренне заметил Второй и поинте­ресовался: — Как детишек зовут?

Шарскун насмешливо переглянулся с женой и ответил:

— Мальчиков — Шарскун, а девочек — Асушан. Большие имена они получат, когда мальчики перный раз побывают в настоящей битве, а девочки, когда выйдут замуж и родят.

— Что ж! — философски согласился гость. — Зато не сложно за­помнить. Возьму на вооружение, когда женюсь.

— Помолимся?! — предложил Шарскун и скрестил лапы на груди. Вся семья последовала его примеру и хором продекларировала: «Слава Рогатой Крысе и будь прокляты Готрек Турниссоп и Феликс Ягер!»

— Коротко, но искренне, — буркнул себе под нос Сергей, садясь за стол.

В остальном обед прошел в традиционном для всех порядочных се­мей стиле — первой наполнили тарелку гостю, потом детям, начиная с самых маленьких, последними приступили к еде разомлевший от до­машнего уюта Шарскун и счастливая от присутствия рядом супруга Асушан.

После обеда Сергею оказали большое доверие и уложили его спать с десятком самых младших крысят, которые тут же облепили растерян­ного путешественника со всех сторон и мгновенно уснули.

— Самая заурядная, можно сказать, ситуация, — лежа тоскливо думал тот. — Сплю я в крысиной норе, с крысятами под одним одея­лом, и даже не испытываю дискомфорта. Если все пойдет так дальше, то я женюсь на крысе, и она отучит меня кусать ногти. Нет. Хочу же­ниться на Наоле. Буду пить кровь, если ей приспичит.

И он уснул. Все-таки сказались и перенесенная дорога, и пережи­тое потрясение от полета в капсуле инжи, и знакомство со строгой, но гармоничной культурой скейвенов.

— Вставай, лежебока! — толчком разбудил его Шарскун. — Я до­стал два билета в театр.